Губы Одемара скривились.
— Ну… да, — вымолвил он.
Не успел Ламорик больше ничего добавить, как заговорил Конзар, поглаживая большим пальцем рукоять меча.
— Значит, первым грузом твоей «Выпи» будут люди, а не мельничные жернова, мастер Одемар. И поплывем мы в Эльдинор, а не в Йестрин вниз по реке.
Он не сводил глаз с корабля.
Одемар что-то буркнул в знак согласия и умолк. Вскоре четверо грузчиков, кое-как свалив кладь на корабле, засеменили вдоль планшира обратно.
— Ну что, мы готовы? — осведомился Ламорик. Борода Одемара встопорщилась.
— Думаю, самая пора.
Без дальнейших разговоров капитан зашагал по сходням и банкам на корму «Выпи». Дьюранд и остальные осторожно последовали за ним, хватаясь за снасти, чтобы не упасть. Лошадей при них не было, слуг тоже — один Гутред в роли общего оруженосца. Дьюранд уселся позади Конзара, задев его меч своим. Пока Луна Объягнившейся Овцы останется в небесах, весь отряд должен будет жить на открытом суденышке: сорок футов в длину и дюжина в ширину.
Дьюранд сдвинул свой дорожный сундучок к поперечине, высвобождая место для ног. Ламорик все еще расхаживал по палубе, то смеясь, то сыпя проклятиями.
Когда Дьюранд поднял голову, Дорвен стояла над стылой водой, бледная и прекрасная, точно луна. Дьюранд уставился на нее, как баран на новые ворота. Они с отцом Одви и рыжеволосым служкой спустились из замка вместе. Старый Гутред обхватил Дорвен за талию, чтобы перенести ее на корабль, и молодая женщина заняла место подле Ламорика.
— Пора, отец, — проворчал Одемар.
За синим Мейденсбиром Небесное Око прорезалось в дымке над берегом.
— Когда это я не знал, мастер Одемар, пора уже или нет? — сварливо вопросил священник и с размаху опустил массивную «Книгу Лун» на грудь служки — как на кафедру. Раскрыв широкий том, он принялся искать нужную страницу.
Пока священник читал первые слова рассветного благодарения тех, кто странствует под этой луной, Берхард повернулся к хозяину корабля.
— Моряки, каких я знал, терпеть не могли священников перед началом плавания.
— Может, морские их и не жалуют. А речные — дело другое. Небесного Владыку еще можно просить придержать речную нечисть, а вот Морского Хозяина умолять бесполезно, только пуще разгневаешь, ваша светлость.
Священник вскарабкался на борт и засеменил от носа к корме. Несчастный служка старался не отставать, поднося священную книгу. От помазка в тумане исходил аромат благовоний.
Закончив молитву, священник поднял помазок.
— Давай, мальчик, теперь масло, — поторопил он, и служка, едва не роняя книгу, принялся рыться под плащом. Наконец он извлек оттуда стеклянный флакончик.
Моряки, даже сам капитан, стянули шапки.
— А теперь? — спросил Берхард.
— Масло пред водой под Оком, ваша светлость, — пробормотал Одемар, и священник изобразил сверкающее Небесное Око на лбу каждого моряка.
Ламорик изогнулся на скамье.
— Мы ведь не в Землю Грез отправляемся.
Но Берхард сам развязал шапку, чтобы и ему начертали Око, пока священник не сошел на берег.
— Отплываем? — спросил Ламорик.
— Да, ваша светлость.
Матросы подняли весла, а капитан Одемар встал за румпель.
— Эй, вы там, на пристани, оттолкните-ка нас!
Когда корабль баграми оттолкнули от берега туда, где хватало места развернуться, Дьюранд увидел, как Одемар кивает горстке гребцов — все они сидели лицом к корме, в то время как их капитан и пассажиры глядели вперед.
— Давайте!
Гребцы навалились на весла, и маленькое суденышко заскользило через бухту. Набрав скорость, корабль двинулся вверх по течению.
— Мастер Одемар, — повернулся к нему Ламорик, — мне казалось, что Эльдинор лежит на севере. Уж не хотите ли вы сказать, что я ошибся? Неужто старый Сердан Путешественник направил судно к берегу там, в горах?
Капитан едва удостоил его взглядом, поворачивая румпель, чтобы нос «Выпи» стоял прямо навстречу течению полноводной реки.
— Один поворот по солнцу, ваша светлость, — пророкотал он. — Выказать ему почтение.
И вздернул подбородок, указывая на Небесное Око.
Однако корабль уже боролся с течением. Гребцы сделали еще несколько взмахов веслами, а потом капитан отпустил румпель. Корабль резко крутанулся вокруг рулевого весла, и гребцы принялись втягивать весла.
— Это что еще такое? — осведомился Ламорик, когда весла были уложены вдоль планшира.
— Мы никогда не гребем вниз по течению, ваша светлость, — пояснил ему Одемар.
Ламорик глянул на Конзара, а потом принялся настаивать.
— Эльдинор, знаете ли, не Йестрин. До него дальше плыть.
— Нет смысла грести вниз по течению, ваша светлость. Во всяком случае, в Майденсбире.
Капитан толкнул румпель от себя, держа курс примерно посередине между каменных берегов.
— Ты хоть понимаешь, что оскорбление, которое мы можем нанести, явившись с опозданием, будет трудно…
— Да, ваша светлость.
Когда Ламорик сел на скамью и жена успокаивающе положила руку ему на локоть, Дьюранд обернулся. Крестьяне Баррстона казались валунами на склоне холма. Для большинства из них «Выпь» была уже вторым кораблем, что уплывал в тот день вниз по течению.
* * *
Когда Небесное Око поднялось достаточно высоко, Гутред прошелся вдоль скамей, раздавая хлеб и сыр, а мужчины выпили еще и вина. Мастер Одемар, что-то бормоча, провел свою команду через Полуденный Гимн. Со скамьи Дьюранд видел лишь синеву да каменные берега.
— Сразу молодость вспоминаю, — жизнерадостно заявил Берхард, разворачивая круглую темную краюшку хлеба. — Мы ходили вверх-вниз по Грейрод — хотя Грейрод шире и спокойнее, она река старая. Этот вот Майденсбир, он холодный да быстрый. Прям как моя жена, бедняжка, до того, как умерла.
Берхард разломил краюшку, твердую и крепкую, точно моток узлов. Бейден ждал. Но когда Бейден уже потянулся за своей половиной, длинная рука Оуэна выхватила у Берхарда хлеб.
— Все равно что сторожить купеческие задницы, да? — поинтересовался Оуэн, откусывая от добычи и сверкая золотыми зубами.
Берхард вытащил было кожаную флягу с кларетом, но остановился, чтобы поковыряться в обтрепьях кожи вокруг больного глаза.
— Да-да. Так оно и есть. Легче. Тащишься себе в лесах. Мимо того Болота Черепов. Бурелом. Иногда в лесах слышны барабаны. Летом в кольчуге буквально варишься.
Берхард начал откупоривать флягу, когда ее выхватил у него Бейден.
— А ты держи здоровый глаз нараспашку.