— Дорвен!
— По-моему, так будет лучше, — пробормотала она.
— Скоро все закончится.
Зажав в кулачок его сюрко, она глядела на него — снизу вверх. На какой-то миг выражение лица у нее стало такое, будто она его не узнает. А потом Дорвен часто-часто заморгала.
— Дьюранд.
Он наклонился к ней. Глаза девушки забегали.
— Ты все еще видишь их? — спросил он.
— Спать очень трудно. — Она была почти так же бледна, как мертвые тела в озере.
— Черт возьми, Дорвен! Скоро, очень скоро я вытащу тебя отсюда. Я нашел войско — и оно уже идет к нам на помощь. Сколько бы мечей не нанял себе Радомор, а бароны устроят ему хорошенькую встряску. Очень может быть, к полудню мы уже вырвемся отсюда.
Как же все перепуталось! Нельзя ведь служить Ламорику — и томиться от любви к его жене. Но Дьюранд не мог допустить, чтобы она умерла.
Он сжал любимой плечо, но почувствовал, как она вздрогнула.
— Конечно, руки у меня холодные… — начал юноша.
— Что это за звук? — испуганно спросила она.
Напротив, в Расписном Чертоге, люди беспокойно оглядывались по сторонам.
— Одному Небу известно, Дорвен. Тут и осадные машины, и молитвы, и… — Дьюранд осекся.
Ибо вокруг шелестел шепот.
Дьюранд узнал это вкрадчивое шипение. Он слышал такой же точно шепот в Тернгире, за столом принца, когда чернецы-Грачи усмехались ему с другого конца стола.
— Вы так устали, — нашептывали они теперь. — Вы отважно держались. Кто бы мог упрекнуть вас?
Каждый шипящий слог словно бы окутывал голову Дьюранда очередным кольцом — как вьются вокруг лампы бледные мотыльки.
Люди вокруг хватались за волосы. Дьюранд привалился к черной стене — стоять он не мог.
— Идемте с нами, — продолжали незримые шептуны. — Вы так много сделали. Пора отдохнуть. Никто не ждет от вас большего. Пора. Да, думаю, пора.
Дорвен смотрела на него: единственная в зале, кто не падал и ни за что не цеплялся, чтобы устоять на ногах.
— Дьюранд, — проговорила она. Он видел, как шевелятся ее губы.
Но комната вокруг нее содрогалась. У губ каждой живой души в просторном зале трепетали язычки бледного пламени. Само мироздание плясало перед глазами Дьюранда. Шепот все не унимался, и юноша подумал: «Вот, что я вижу теперь — мир из бледного пламени».
Дорвен подхватила его, когда он начал оседать по стене на пол. Закрыла ему рот рукой — втискивая душу обратно в тело. Кажется, она что-то кричала.
Дьюранд пытался выговорить хоть слово.
Однако вместо своего голоса услышал чей-то чужой: громче, чем он мог хотя бы вообразить.
— Нет!
Все мироздание содрогнулось от одного короткого слова, а шепот стих.
— Во имя Владыки Небесного, Короля, Королевы и Стражей. — Это был глас грозного Конрана на вершине башни — и каждое слово, медленное и звучное, теснило шепоток все дальше и дальше прочь. — Во имя Паладина и Девы Весны — Эррест еще не пал. И Око непобедимо.
Дьюранд почувствовал, что Дорвен тянет его за плечи. Он оторвался от пола, желая сказать любимой несколько слов, подбодрить ее. Но она проворно вскочила на ноги.
— Альмора!
И бегом бросилась к девочке.
В святилище Акконеля они увидели, что Патриарх лежит на полу, поверженный ниц. Альмора сидела рядом с ним. Темные глаза девочки были полны слез.
— Не бойся, — проговорил Дьюранд, легонько пожимая хрупкое плечико. Они вместе ждали, пока глаза Патриарха не открылись и в них не вспыхнули искры жизни.
Дьюранд улыбнулся. Сегодня ночью они дали отпор Грачам. А завтра поквитаются с их хозяином. А потом он, Дьюранд, вновь станет кузнецом своей судьбы.
* * *
В узком, со всех сторон одетом камнем пространстве — внутреннем дворе крепости — Дьюранд обнаружил около двух сотен человек в грязных гамбезонах и рыжих от ржавчины кольчугах. Некоторые все еще сжимали пальцы в знаке Небесного Ока.
Ламорик собрал здесь весь гарнизон Акконеля. На стенах в предрассветных сумерках притаились лучники.
Над всеми ними высились, точно недвижные каменные изваяния, Рыцари Пепла — лишь ветер играл краями их сюрко. Каждый сжимал рукоять обнаженного меча. Над замком все так же неслось монотонное песнопение.
Когда Дьюранд появился во дворе, по лицам всех присутствующих разлилась хмурая улыбка — отражение улыбки, что играла на его лице. Как будто они специально поджидали его, чтобы поделиться отличной шуткой с ним — тем, кого на их празднике избрали Быком. Он глубоко вздохнул — и увидел, как отсвет его дикой улыбки возвращается к нему на оскаленных зубах двух сотен бойцов.
Он поднялся на укрепления, чтобы присоединиться к наблюдателям.
* * *
В небесах вились сумерки. Собравшись на укреплениях башни Гандерика, защитники Акконеля всматривались в окутанные туманом изгибы залива.
— Идут, — прошептал Ламорик. Дьюранд заметил, что волны бегут вдоль пляжа как-то странно.
— Не высовывайтесь, — предостерег Абраваналь. — Нельзя, чтобы они заметили, что мы наблюдаем.
— Был бы день посмурнее, — посетовал Кирен. Небеса уже светились ясной синевой. — Если их заметят, все напрасно.
— Взгляните сюда, — позвал одноглазый Берхард, показывая пальцем на залив.
Сощурившись, Дьюранд припал к ближайшей бойнице. Крохотные кони двигались напрямик через отмели, миниатюрные пехотинцы украдкой пробирались вдоль прибрежных дюн. Батальон за батальоном — по пять человек в ряд, и на доспехах их мерцали первые лучи зари.
— Словно сон, — прошептал Ламорик. — После стольких дней.
Герцог придвинулся ближе к нему. На бедре у него висел новый меч.
— Вот ведь! А мне все никак не видно.
— Море сильно рябит, а солнце в тумане — их чертовски трудно заметить, — отозвался Ламорик. — Этот Саллоухит — опасный противник.
Герцог вглядывался вдаль.
— А почему ты так уверен, что это он?
— А кто еще среди ваших баронов настолько хитер?
Герцог кивнул.
— Не представляю, чтобы старый Сванскин на такое отважился. А Саллоухит скорее всего отправил первым того горячего парня, Хонфельса.
Старый лорд поглядел на Конзара.
— Ну ладно, капитан. Сколько их там?
— Больше тысячи, ваша светлость.
— Скорее, думаю, пятнадцать сотен, — заявил Ламорик, хотя предполагал это совершенно наобум.
Герцог повернулся к своему старому советнику.
