Дуди стоял в изумлении и страхе. Это было прямое нарушение законов царей Каганата. Хазары не строят каменные дома в диаспоре, а лишь тогда, когда все вернутся на постоянное место жительства в стране Израиля. Потому запрещено строить дома из камня или из кирпичей. Вид хазарского дома должен показывать, что он не построен для долгого проживания.
Строят его из кожи, иногда прибавляя немного дерева. Строят из глины. Но тут стоял домик, явно не для детских игр, построенный не из песка и камешков, а настоящий дом, правда, незавершенный. Крыша была небрежно сколочена, свет проникал между досками и камышом, но это был каменный дом, который нельзя было увидеть ни в каком другом месте Хазарии.
За исключением дворца царя в Итиле, построенного из кирпичей, и крепости, которую построили византийские инженеры на стечении рек на севере, не было ни одного каменного дома во всей империи. И даже самому царю запрещено категорически построить еще один дом из кирпичей или камня.
Дуди стоял и не знал, что делать. Ведь это стояние и лицезрение делало его сообщником, а Эсти выглядывала в окно и смеялась: «Иди сюда».
Он вошел и стал щупать стены. Прикосновение было настолько приятным, что это его еще больше испугало. Пол был также выложен камнем, и Дуди нагнулся, чтобы пощупать его. «Зачем вы это построили?» – спросил он.
Эсти не ответила, она действительно не знала зачем, но помнила, что в десятилетнем возрасте подавала камни, помнила ватагу демонов-гномов, которые приносили эти камни на рассвете в обмен на мед, который они очень любили.
Строительство завершено не было. Внезапно Гади надоела эта игра и эта мечта.
«Не пугайся так, – сказала Эсти любимому, – об этом доме знают. Однажды его посетил губернатор Кохоли вместе с учеными и элитой, осмотрели дом и инструменты, которыми его строили. Запретили завершить его и потребовали разрушить. Затем сказали, ладно, пусть стоит. Но жить в нем нельзя. Пусть живут в нем летучие мыши, кладут яйца, из которых вылупятся их птенцы и через семь лет превратятся в вампиров. Тогда мы вернемся, сказали они. Это были чудные дни. Они гостили у нас неделю. И все радовались, ели мясо козлят и много сухих слив. Привезли нам в подарок множество клыков морских котиков. Отец пробудился к жизни, вел долгие беседы об истории Хазарии и об обете, взятом хазарами на себя – не строить каменных домов».
Эти беседы, полные мудрости, просто околдовали Гади. Говорили они о природе и об истории.
Они присели у стены, и он не сводил глаз с ее ног, выглядывающих из-под мягкой юбки. В доме царил сумрак. Через прорехи крыши и одну из стен, достроенных до половины, проникал мягкий лесной свет. Разбитый столик завален был камнями и листьями. Груду камней покрыл мох, и они гладили этот зеленый бархат.
Рассказывала Эсти о тех исключительных высоких гостях. Особенно занимались вопросами демонов. Потому и хотели, чтобы в доме росли летучие мыши. Гиена мужского пола превращается в летучую мышь. Летучая мышь через семь лет превращается в вампира, который через семь лет оборачивается репейником. Еще через семь лет репейник превращается в чертополох, а уже из него через семь лет выходит бес.
Они полагали, что если будут выращивать в каменном доме летучих мышей, то изучат образ жизни и возникновение демонов, чтобы их одолеть.
Эсти тогда была совсем малой и теперь, рассказывая о них, больше вспоминала, как они держали ее на коленях и играли ее косичками.
Но главной была тема запрета строить каменные дома, исходящего из традиций древней Хазарии, с тех времен, когда они были кочевниками до того, как стать иудеями.
Начал моросить мелкий весенний дождик. Они прижались к стене под небольшим куском крыши. Стена была твердой, холодной, колющей. Издалека послышалось пение флейты.
«Это мама играет», – сказала Эсти, и в голосе ее скрыта была глубочайшая тишина.
«Мама играет», повторил Дуди и привлек Эсти к себе.
Оставим эту парочку влюбленных и всю семью на маленьком хуторе, и посмотрим, что произошло с четырьмя парнями, которые выехали в Лопатин. Оставим влюбленных в каменном доме, в котором, вероятно, похоронены демоны, о которых Дуди не знал, но это похоронило в нем идею жить в этом доме. Оставим Деби, которая почти не выходит из уборной. У нее все время рвота все время от страха перед отъездом из дома. Оставим Довелэ, собирающегося ехать на встречи музыкантов в Кохоли. Оставим Ахава, который с такой силой переживает боль разрыва с Деби, ибо, по ее мнению, он не собирается выполнять своего долга, а также избавиться от своих долгов.
Оставим Ахава, который, впав в депрессию от неразделенной любви, решил обнести всю усадьбу лентами, на которых будет написано: не исчезай, Деби. Почему ты отталкиваешь меня? Не исчезай».
Оставим из всех на их маленьком хуторе. Если сфотографировать его сверху, он будет незаметной точкой пространствах степей, пустынь и бескрайних лесов. Обратимся к четверке, которые ехали сообщить пославшему их графу Лопатину, что произошло с его двумя сыновьями.
Глава тридцать девятая
Но прежде познакомим читателя с Лолитой, которая была полна любовью, болью и удивлением этой болью. До прихода праздника Песах один из четырех, выехавших в Лопатин, взял ее с собой, чтобы показать ей места в мире, где господствует лишь одна любовь, и нет никакой боли, и не надо искать убежище от смерти. И Ахав учил ее, что не каждый умирает в молодости, но можно жить в тихом ожидании Ангела смерти, который явится вместе со старостью, и ты будешь во главе дома, семьи беспокоящихся о тебе, любящих тебя, друзей.
Лолита или как ее еще звали – Тита, родилась в землянке, покрытой травяным настилом.
«Дочь!» – закричали мужчины села, стоящие снаружи, и ушли по своим делам.
Мать умерла, когда Тите исполнился годик, и это еще была удача, так как она перестала сосать грудь. Отец ее вообще не был известен. Но мужчина, к которому мать пришла с того момента, как у нее прекратились месячные, продолжал держать ребенка в землянке и кормил всем, что попадалось под руки: гусиным яйцом, птичьим мясом, фруктами, капустой, хлебом, молоком с кровью от их коровы, пасущейся с сельским стадом.
Но в одну из зим он был зарублен топором шведов, которые примчались на конях в село, требуя жареных кур. Когда им, показалось, что дали недостаточно, пришло страшное наказание. Крыши домом были сожжены, окопы наполнились прахом разрушенных хат. Женщины и мужчины были зарублены.
Когда шведы ускакали в снежную даль, остался лишь шорох пламени. Лолита выбралась из поленицы дров, которую забыли поджечь, и огляделась вокруг. Одно из тел проявляло признаки жизни. Она приблизилась к нему. Это был пожилой мужчина, сосед, хромавший на правую некогда сломанную ногу. Она перевернула его. Он открыл голубые глаза и взглянул на нее. Она притащила сожженные наполовину шкуры и одеяло из горящей развалины. Оба прикрылись ими.
Еще полумертвый, он стал гладить под одеялом ее совсем еще детское тело. Она пыталась отдалиться, но он держал ее железной хваткой.