«Ты разъезжаешь по всему миру слишком много и встречаешь чересчур много странных людей» – сказал Абулафия, убирая рыбу. – Кто тебе такое говорил?»
«Моряк-цыган, работающий у меня», – сказал толстяк.
«Глупости, – сказал хозяин чайной, – дед мой ест эту рыбу каждое утро, включая среду, и ему уже восемьдесят лет. Поверь мне, то, что приготовила моя бабка – самая здоровая пища».
Толстяк снова стал изучать синие рисунки на фарфоре. «Ешь, ешь, – сказал он Ахаву, – булочки его бабки действительно хороши. Почему нельзя перемолоть голубой фарфор и приготовить из этого краску? Почему нельзя смолоть синее стекло и приготовить из него краску?» Если бы это было возможно, кто-либо бы уже сделал это. Он понимал, что перемолотое стекло становится прозрачным. Ляпис-лазурь же становится синей при помоле.
«Слышишь, я мог бы сильно разбогатеть, если бы знал, как изготовлять синюю краску», – сказал толстяк.
«Я думал, что ты уже богач, – сказал Ахав, – и если мир готов платить любую цену за синюю краску, я дам тебе только пять баночек за плавание. Спасибо, что ты научил меня этому».
Толстяк задумался на миг над этими двумя ловкими ходами Ахава. «Валла», – сказал он и разразился хохотом, трясясь всем телом.
«Хорошо, хорошо, ты – молодец», – сказал он, перестав смеяться, и разрезал булочку пополам.
И тут в душе Ахава внезапно, как всегда, возникла Деби. Снаружи ничего не отразилось на его гладком молодом лице, красных щеках и лбу, на который спадали рыжие волосы. Но внезапное возникновение Деби потрясло его от головы до пят. И он понял, насколько душа его тяжела без Деби, насколько изныла тоской к ней. Если бы только ты могла видеть, как я рассмешил этого человека, Деби. Была бы ты со мной здесь, увидела бы до чего красив этот порт и вся округа, площадь на берегу моря, окрашенные в цвета дома, и такое тихое море, и эта чайная. Он глубоко вздохнул, как обычно, и дал Деби погрузиться в забвение, но со всей тоской и болью. В общем-то, это явление Деби не было столь сильным, как раньше. И это было одновременно приятно и неприятно Ахаву.
Толстяк ничего не знал и не почувствовал того, что здесь побывала Деби. Он продолжал предаваться мечтам, связанным с торговлей синей краской.
«Я все продавал. Сделал много денег от торговли мехами. Ты представить себе не можешь, сколько делают денег в этом городе только от продажи мехов, привозимых морем. Видишь там, склады. Они полны мехами. Я продавал рабов, желтоволосых с желтыми усами, широколицых и широкоплечих. Продавал железное сырье. Продавал вина, масло, уксус и рис, мед и воск, слоновую кость. Зубы морских львов, браслеты, пергамент, вату, рыбу, сухую как древесная кора, бочки соленой рыбы. Бумагу, ого, сколько я заработал на бумаге в первые дни, когда пленные китайцы научили меня тайне возделывания бумаги. Спустя несколько лет, когда я был единственным в этом деле, послал ко мне Каган из Итиля своих представителей, и не было у меня выхода: пришлось передать им все секреты производства бумаги. Но и сейчас еще можно много заработать на бумаге, я просто потерял желание этим заниматься. Даже какой-либо почетный знак не получил от властей.
Шелк, бредни для ловли рыбы, сплетенные из веток особого дерева, мебель, блоки мрамора, сухие нарциссы. Что я только не перевозил на моих кораблях. Но нет ничего, что можно сравнить с синей краской. Для баночек не нужны грузчики, не нужен флот, не нужен даже большой корабль. Если бы я сумел создать синюю краску, не было бы границ моему богатству».
Про себя он думал: на этот раз не буду глупцом, Никому не открою секрет. И уже продумывал какой-то ловкий ход. Когда производитель синей краски будет за пределами Хазарии, в Византии, он и купит у него этот секрет. Этот маневр занял все его мысли, но в них уже прощупывались слабые звенья, осложнения и ловушки.
Он снова предложил Ахаву чая. Мозг человека способен обдумывать семь тем одновременно, и потому нельзя их описывать все вместе, если человек не пишет партитуру мысленных завихрений.
«Откуда у тебя столько синей краски?» – спросил толстяк Ахава напрямую. Этот парень наивен и мягок характером, думал толстяк, он откроется мне за этот горячий стакан чая, ослепительное утро и смех моих людей.
Ахав действительно открыл ему, чего бы нет? Но это не намного продвинуло толстяка в его планах. «Царь Болгарии дал мне их», – сказал Ахав.
«Ну, так давай займемся бизнесом, – возбудился толстяк. – Если у тебя хорошие связи с царем Болгарии, пусть даст тебе синюю краску, и мы вместе сможем ее продать в Византии. Можно и там наладить связи через знакомых мне людей с итальянскими торговцами. Откроем линию синей краски. Ты представить себе не можешь, сколько можно заработать».
Ахав ощутил неловкость.
«Ладно, – сказал ему толстяк, – захочешь, есть о чем поговорить». Он весь горел желанием убедить, направить, руководить идиотами, лишенными инициативы, сулящей невероятные перспективы на верном пути.
«Это твои корабли?» – Ахав указал на судна, которые вблизи от них дремали в спокойных водах.
«Эти?» – гневно возмутился и тяжело задышал толстяк, и люди его засмеялись, – ты погляди туда, видишь три больших корабля, стоящие поодаль на якоре? Видишь рога северного оленя на носу каждого из них? Ты видишь, как они сверкают? Это – мои корабли. И есть еще один корабль, который плывет сейчас к южному берегу за большой партией ковров».
Корабли действительно были большими, высокими, благородных форм, отлично ухоженными. На носу одного из них стоял мужчина, и волосы его были заплетены в две косы по сторонам лица, доходя до середины груди. Это произвело особенное впечатление на Ахава, и тут же у него возникло решение отрастить также волосы и сплести их в косы. Это очень подойдет его мягким, светлым, как лён, даже светящимся волосам. «Прекрасные корабли, – сказал он, – когда мы сможем отплыть?»
«Так, всё же, как ты относишься к бизнесу с синей краской?» – ответил ему толстяк, ибо это дело захватило целиком его мысли.
«Я хочу скорее в путь, – сказал Ахав, – голова моя не расположена к бизнесу».
«Ну, голова его не расположена к бизнесу, – сказал толстяк, – а как же наша Хазария стала богатой и мощной? Только благодаря людям, головы которых расположены к бизнесу. Что с вами происходит, молодежь?»
«Мне надо в дорогу», – сказал Ахав. Он до оскомины знал эти речи о важности бизнеса в Хазарии. Это, в общем-то, было верно. Торговля превратила эту страну в кладезь денег, а людей бизнеса в обладателей огромной силы. Каждый ребенок в Хазарии знал о богатствах, приносимых торговлей. Толстяк чувствовал явную стесненность от этого бескомпромиссного пренебрежения к такой широкой возможности легко и уверенно разбогатеть.
«С какой целью ты плывешь в Византию?», – спросил толстяк.
«Какое тебе до этого дело, ты хочешь нас взять или нет? – сказал Ахав и тут же подумал, да ведь это не тайна, и не сохранится в тайне, а все равно дойдет до ушей толстяка. – Я плыву в бухту Золотого Рога, чтобы затем доплыть до страны Израиля».
