Был одиннадцатый час утра, жар становился невыносимым. Ахав со своими ратниками-слепцами поминал погибших бойцов.
Ощущение счастья охватило этих ратников-болгар, ибо бой был настоящим, и погибшие были истинными героями, и плач над их могилами был из самых глубин души.
После такого сражения, они могли спокойно стариться в своих селах, быть там старостами, вести свои дружины на войну по всему миру, за исключением иудейского. Есть еще и другие страны вокруг, южные, жаркие, только и ждущие сильных властителей, жестокости их и стремления к созданию царства, чтобы явились, и вторглись, и подчинили себе долы и горы.
«Сколько стрел осталось?» – спросил Ахав Миху.
«Одиннадцать».
Ахав вздохнул.
Этот вздох услышал бес, обладавший острейшим слухом, о котором мало кто догадывался.
«Ахав» – окликнул его бес из глубины речушки, и голос его отозвался эхом.
«Бес» – Ахав и приблизился к водам.
«Есть у меня к тебе предложение» – сказал Бес.
«Ты не в том положении, чтобы предлагать мне что-либо, – сказал Ахав, – но во избежание излишней войны я предлагаю тебе вот что. Дай мне честное обещание, что я смогу вернуться с детьми, и ты не задержишь меня. В таком случае мы тебя не прикончим».
«Ахав, – сказал бес, – смешны мне твои предложения, но я все же приближусь к тебе и присяду на краешек берега, чтобы поговорить с тобой. Только и ты честно обещай мне, как ты говоришь, что ни одна стрела не будет пущена в меня. Нам следует поговорить спокойно, а не только криками».
«Обещаю» – сказал Ахав, сам удивившись тому, сумеет ли он сдержать такое обещание. Но у беса было весьма развито чувство безопасности. И подняв свою омерзительную голову над водой, он сказал:
«Пусть тот юноша с луком и стрелами приблизится сюда, держа их над головой, войдет в воду и будет окружен моими воинами-угрями, пока я не дам им сигнал его отпустить, как только ты отпустишь меня.
«Обещаю, что так и будет, если ты выберешься на землю» – сказал Ахав, соображая, что легко попасть стрелой бесу в сердце, пока еще Миха не стал заложником.
Выбрался бес на берег, окутал себя ершистым плащом, сотув голову в ожидании стрелы. Сердце его трепетало, ибо никогда ранее он себя так не обнажал, и не знал, нарушает ли этим законы неба и преисподней, но и никогда не был в таком опасном положении перед противником-человеком.
«Ладно, – сказал Ахав, – и я окутаю себя талесом, надену тфилин. Миха, ступай в воду. Ну, теперь что ты хочешь, бес?»
Ахав уселся рядом, вдыхая сырой неприятный запах глубин, идущий от беса.
«Сиди спокойно, человек, – сказал бес. – И прошу тебя не улыбаться мне. Я предпочитаю грозно насупленные брови».
У ног их текла речушка, голубая, спокойная, играющая сама с собой изгибами. Пейзаж, полный покоя и цветения, широко располагался вокруг них, и человек, проходящий эти места сегодня, и представить себе не может, что здесь происходили беседы демонов с людьми.
«Ты же знаешь, что я не могу позволить тебе вернуться. Это не в моих полномочиях».
Бес явно походил на чиновника бюро национального страхования, излучающего море симпатии к сидящему напротив должнику, но, хоть убей, не могущего отменить долг в 22 тысячи шекелей, согласно какому-то сумасшедшему закону, несмотря на то, что несправедливость и откровенный грабеж ясно проступают в строках документа, лежащего перед ними на столе. Ладно, чего там, идиотское сравнение. Случаются более страшные катастрофы, чем 22 тысячи, которые воруют у тебя.
«Не в моих полномочиях» – передразнил беса Ахав, и зло швырнул камень в воду.
Тут бес решил пожалеть себя. Так можно тянуть время.
«Назначили меня охранять границу Хазарии. Не спрашивал я – почему, да мне бы и не ответили. Обязали. И я не могу это преступить. Не раз воевал я с хазарами, которые хотят открыть границы своей тайной древней империи иудеям со всего мира, тоскующим по этому месту, где иудеи не являются рабами. Вообще-то, все это дело выглядит странным, ибо иудеи могут прийти в Хазарию со стороны восточных стран, там граница открыта. Я знаю, что иудей, для того, чтобы достичь с запада восточной границы Хазарии, должен прежде пересечь землю Обетованную, страну Израиля. Вообще всё это весьма запутано и полно странных попыток, которые Отец ваш небесный возложил на вас. Но кто я такой, чтобы это понять? Нет у меня сил. Я бы с радостью и немедленно бы отдал полномочия, вернулся бы в преисподнюю к своим дьяволятам, к семье.
«В чем же дело, тебе трудно покончить собой?» – сказал Ахав и снова швырнул камень в воду.
К великому его удивлению бес не посчитал это предложение диким. Он поднял глаза ввысь, и желтизна блеснула в их глубине.
«Безотрадна судьба – быть сатанинским бесом, но судьба других демонов еще более горька. На твоей родине, земле Израиля, живет семейная бесовская пара, обязанность которых – преследовать людей под землей. О, как бы я хотел покончить собой, испариться, но я не могу. Мы ведь бессмертны, знаешь ли, и возложено на нас – вечно совершать наши мерзкие дела, и, при этом, испытывать невероятные муки совести. Но умереть мы не можем, ибо для того, чтобы убить бессмертное существо, необходимы великие дела».
«Я могу совершить эти великие дела. Только скажи «да», и по моему приказу тебя поразят в голову особой освященной стрелой, – сказал Ахав, и в голосе его слышны были надежда и даже соблазн.
«Нет, – застонал бес, – эта стрела. Она меня умертвит, верно. Но с великими страданиями. Ой, нет, нет, уходи отсюда».
«Дай мне вернуться домой и найти детей. И никакая стрела тебя не поразит, паразит ты этакий».
Голос Ахав был полон умоляющих ноток:
«Всего-то я хочу вернуть детей. Вернуть схваченных тобой детей родителям.
«Нет, я не могу тебе это позволить, – сказал бес, – но предлагаю тебе другое. Прекрати сражение, убери отсюда твои стрелы и эти океанические воды, и я дам тебе за это несколько советов, благодаря которым ты найдешь детей. Сказать, где они сейчас, я не могу, ибо не знаю, но скажу, где они были перед переходом в последнее место их нахождения. Не трудно будет проследить за их движением».
«Ага», – сказал Ахав и задумался, глядя в воды. Было ясно, что без информации, которую даст ему бес, даже если он убьет его и сможет тысячу раз свободно войти в Хазарию, и переходить Самбатион, так, что голова закружится, какая польза от всего этого? Ведь вот и граф искал и искал, и ничего не нашел, и вернулся, и перешел пограничную реку, и все его усилия с конями и колдунами, не помогли ему.
«Как же я вернусь после того, как найду детей?» – спросил Ахав и тут же пожалел, что спросил. Демон не может быть сообщником в его деле. Это весьма опасно. Он всего лишь побежденный враг. И предлагает самую малость.
Но демон, мгновенно ощутив зависимость, сквозящую в этом вопросе, ответил:
