– Я вернусь на баркасе.
– Ни один баркас не поплывет к Тенкору до утра. – Джесенда склонила голову к плечу, ее синие глаза были жесткими и проницательными. – Я сегодня говорила со смотрителем дамбы, – объяснила она свою осведомленность.
Не знаю, что я ответил бы ей, но нас прервали. В библиотеку вошел Датрик с письмами в руках.
Думаю, я побледнел. Сейчас Джесенда расскажет ему о своих подозрениях… Великая Бездна, как же мне объяснить свое намерение плыть ночью, не выдав секрета, сохранить который мне стоило стольких трудов?
– Надеюсь, Джесенда хорошо позаботилась о тебе, Эларн, – сказал Датрик.
– Прекрасно, благодарю тебя, сирсоветник.
– Здесь письма для верховного патриарха' и для твоего отца. Надеюсь, ты сумеешь доставить их на Тенкор к утру.
Я взял письма, стараясь не встречаться глазами с Джесендой. Пока мы прощались с ее отцом, она подошла и встала с ним рядом. Я все ждал, что она заговорит, но она промолчала. Попрощавшись с ними обоими, я в сопровождении слуги вышел из библиотеки.
Через час я сидел на полозе у пирса Гильдии. Марис суетился рядом, как водяная курочка, усаживающаяся на яйца.
– Эларн, я не исполнил бы своего долга, если бы не сказал тебе, что твоя затея – безумие. Невозможно ночью оседлать волну на полозе. В лучшем случае ты сделаешь ошибку и потеряешь волну. Мне не нужно говорить тебе, чем кончится дело в худшем случае.
– Я же только что сказал тебе: таково распоряжение моего отца. Сегодня полнолуние, Марис. Я справлюсь.
– Но лунато светит только одна! Не могу поверить, что твой отец может ожидать от тебя такого. Не захочет же он, чтобы его единственный сын так безрассудно рисковал жизнью!
Я ничего не ответил. Истина заключалась в том, что моего отца нисколько не заботило, останусь ли я жив и здоров. Вот потеря писем Датрика, думаю, его огорчила бы.
– Нука подай мне весло. – В этот момент на пирсе появились еще какието люди. Видеть их я не мог, но доски причала задрожали под чьимито ногами. Марис посмотрел в ту сторону.
– Ты лучше подожди, – пробормотал он. – Идет ктото в ливрее Датрика. – Через мгновение он добавил: – Да. Слуга. И женщина.
Джесенда… Морской дьявол, что она делает ночью на причале, даже если ее сопровождает слуга?
Она повелительно взмахнула рукой, и слуга и Марис растаяли в темноте. Джесенда уселась на краю пирса, свесив ноги вниз. Моя голова оказалась на уровне ее колен.
– Я знаю твой секрет, – сказала она.
Сначала я не понял, что она имеет в виду, а потом не поверил своим ушам. Как могла она узнать?
– И что же это за секрет? – осторожно спросил я.
– Я знаю, как ты собираешься осветить себе дорогу. Я знаю, почему ты, единственный из пловцов, способен спуститься ночью по заливу на полозе. – Джесенда улыбнулась мне, и улыбка ее была скорее дружеской, чем насмешливой. – Ты силв.
Я вытаращил на нее глаза; сердце у меня отчаянно колотилось. А потом я успокоился: на самом деле не имело значения, что ей это известно. На меня нахлынули воспоминания.
– Ах, – сказал я, – я вспомнил. Ты тоже, судя по всему? Она кивнула.
Нам обоим было тогда три или четыре года, Датрик еще не стал советником, и моя мать была жива. Мы приехали в Ступицу, чтобы навестить тетку матери, которая прихварывала; Датрик тоже оказался у нее со своей семьей, потому что тетка была кузиной его отца. Взрослые оставили нас с Джесендой играть, а сами ушли.
Мы сразу же ощетинились друг на друга, как морские ежи. Джесенда создала иллюзорного котенка – неуклюжего и кривоватого, как и положено детской иллюзии, – а я, хотя мне было строгонастрого запрещено пользоваться силвмагией, тут же натравил на него иллюзорную собаку. Джесенда, конечно, сразу создала новую иллюзию и напустилась на меня, назвав невоспитанным тенкорским щенком – должно быть, она когдато слышала, что так говорят взрослые. Наша ссора приобрела эпический размах; неуправляемые иллюзии расползлись по всему дому. Это, понятно, привлекло внимание взрослых, которые положили конец сражению и довольно несправедливо наказали Джесенду, предположив, что вся силвмагия – ее рук дело. Сын Корлесса Джейдона не должен был обладать магической силой. Джесенда, как и следовало ожидать, громогласно заявляла о своей частичной невиновности, но никто ей не поверил… за исключением моих родителей, которые точно знали, что я собой представляю, но промолчали. Джесенда, взрослая Джесенда, теперь сказала:
– Ты должен передо мной извиниться. Половина иллюзий тогда была твоя.
Я усмехнулся.
– Лучше поздно, чем никогда? Сирсилв Джесенда, позволь мне просить прощения за неучтивое поведение в четырехлетнем возрасте. – Я дерзко взял ее за ногу и поцеловал в щиколотку – как раз над туфелькой. – Я и не подозревал, что ты помнишь.
Она фыркнула.
– О, я хорошо запомнила тот случай изза несправедливости наказания и изза того, что никто мне не верил. Хотя, если говорить совершенно честно, я только теперь сообразила, кем был противный мальчишка. Однако я так и не понимаю… Почему твои родители не признались в том, что ты – силв?
Прежде чем ответить, я помолчал. И надо же ей задавать такие неуместные вопросы… В конце концов я сказал ей правду:
– Мой отец – ортодоксменодианин, один из тех, кто считает любую магию грехом. Он думает, что сила силва почти то же самое, что и дунмагия, что иллюзии – это обман, ничем не отличающийся от мошенничества.
Я ожидал, что Джесенда начнет горячо защищать силвмагию, но она просто сказала:
– А как насчет магического исцеления?
– Это нарушение божьей воли. Хотя почему магическое исцеление греховно, а использование целебных трав – нет, я никогда не мог понять.
– А что думаешь ты сам, Эларн Джейдон? Я заколебался.
– Сомневаюсь, что магия обязательно греховна. Однако я – менодианин. Мне не нравятся иллюзии, и иногда я думаю, что мир был бы лучше без всякой магии вообще.
– И тем не менее ты собираешься воспользоваться волшебным огнем, чтобы добраться до дома.
Я кивнул. Я не стал говорить Джесенде, что это будет моей первой попыткой прибегнуть к магии с тех пор, как мне сравнялось двенадцать.
– Да. И к лечению силвов я тоже прибегнул бы, если понадобится. Без всяких угрызений совести.
– Ты лицемер, не так ли?
– Ужасный.
– Ты обладаешь очень большой магической силой. Я теперь много знаю о детях и их способности создавать иллюзии, и хотя мои воспоминания не очень отчетливы, то, что ты сделал в четырехлетнем возрасте, говорит о большом таланте.
– Силвмагия пока не приносила мне ничего, кроме неприятностей. Я буду тебе обязан, если ты не станешь рассказывать о том, что я силв.
