Улицы прорезаны между уровнями; их наружная сторона открыта свету и капризам погоды, в то время как нависающая над улицей крыша, мостовая и внутренняя стена – сплошной гранит. Через каждые несколько шагов спиральные лестницы ведут вверх или вниз к другим уровням и расположенным на них домам и лавкам. На большем расстоянии друг от друга находятся выступающие наружу площадки, нечто вроде балконов, заполненные путаницей веревок, блоков и лебедок. Эти площадки – остановочные пункты подъемных плетеных платформ, которые называются трагами. В трагах грузы – и пассажиры – перемещаются между уровнями. Конечно, за подъем или спуск в траге нужно платить; в те дни траги тянули стражники, и денежки текли прямиком в сундуки властителя.
Когда мы прибыли в Бретбастион, мы оказались на вершине утеса, и нас в траге спустили на тот уровень, где располагалась наша гостиница; я пришел к выводу, что подобный способ передвижения мне совсем не по вкусу. Более того, оказалось, что, лишившись крыльев, я боюсь высоты, поэтому спуски и подъемы в траге стали мне ненавистны. С первого же дня я старался как можно чаще пользоваться лестницами, тем более что так можно было тренировать ноги. Я терпеть не мог, когда меня называли Головастиком.
К счастью, моя кожа загорела, пока мы оставались на пляже, и больше не походила на рыбье брюхо. Лиссал настояла, чтобы я выкрасил волосы, которые уже заметно отросли, в желтый цвет: она хотела, чтобы я выглядел как житель Цирказе.
Я полагал, что для приема во дворце Лиссал оденется особенно роскошно, чтобы подчеркнуть свою царственность, ведь она была не только красивой женщиной, но и наследницей престола; вместо этого она выбрала такую одежду и так уложила волосы, чтобы выглядеть как можно более юной. Эта трогательная, несколько мальчишеская внешность сначала озадачила меня. Я предположил, что она пытается скрыть свою беременность, которая, как я решил, вспомнив ее поведение на Порфе, могла возникнуть еще на косе Гортан; значит, она должна была быть на пятом месяце. Лиссал не выглядела беременной, хотя живот ее больше не был плоским. Потом сердце у меня оборвалось: я понял, чего она пытается достичь – угодить извращенному вкусу властителя Брета. Роласс Триган предпочитал в постели мальчиков. Более того, совсем маленьких мальчиков… Лиссал старалась замаскировать и свою женственность, и свой возраст. Она только издевательски рассмеялась, когда заметила, как я, смутившись, отвожу глаза.
Я посмотрел ей в лицо.
– Флейм, – сказал я, – не делай этого.
На какоето еле заметное мгновение я увидел в глазах Лиссал прежнюю Флейм: мучительно осознающую все, что ее ждет, полную отчаяния – но отчаяния не изза себя, а изза меня. Она всем сердцем жалела меня, хотя и должна была бы переживать собственную беду. И в тот момент я любил ее больше, чем когдалибо; но тут сочувствие исчезло, и осталась только насмехающаяся надо мной Лиссал.
Посмотри на меня: я старый человек, и все же мои глаза наполняются слезами, когда я думаю об этом. Да… Бывают такие острые моменты, что они глубоко врезаются в память и ты можешь чувствовать страдание, хотя с тех пор прошла целая жизнь…
Перед тем как отправиться во дворец, Лиссал села у стола в своей комнате и осторожно восстановила иллюзию цирказеанской татуировки, говорящей о совершеннолетии, на запястье своей уцелевшей руки. Она все еще могла пользоваться силвмагией, но постаралась прибегнуть к самому малому ее количеству. Мне казалось, что тем самым она заново возводит тюрьму собственного происхождения, того самого, последствий которого так старалась избежать.
– А что, если обладающие Взглядом при дворе заметят, что это иллюзия? – спросил я. К тому времени я уже с уверенностью пользовался обретенным человеческим голосом, хотя произносил слова неотчетливо, смазывал гласные, а согласные выговаривал грубо. Однако Лиссал, похоже, меня понимала.
– Те, что встречались мне на Цирказе, ничего не замечали.
– Ну, при дворе Цирказе ты почти не бывала в обществе обладающих Взглядом.
Лиссал протянула мне руку, показывая татуировку.
– Ну? Разве ты замечаешь силвмагию?
Я кивнул. При этом мне вспомнилось другое место и другое время, когда она сделала точно такой же жест – показала мне свою поддельную татуировку. Ей было восемнадцать… Мы с ней строили такие планы…
– Да, замечаю, – ответил я. Это было правдой: даже след силвмагии теперь бросался мне в глаза.
– Что ж, придется рассчитывать на то, что не все обладающие Взглядом так наблюдательны, как ты. А если они и заметят… – Лиссал пожала плечами. – Придумаю какоенибудь объяснение, так же как придумаю историю о трагической случайности, изза которой я потеряла руку.
– Ты ничего не выиграла, пожертвовав рукой, – с горечью сказал я. Мы рассчитывали, что ампутация избавит Флейм от осквернения дунмагией… может быть, так оно и было до тех пор, пока ее снова не изнасиловал Мортред.
Опять на долю секунды проглянула прежняя Флейм, но тут же вернулась Лиссал, поспешившая сменить тему:
– Я хочу, чтобы ты получил татуировку, говорящую о гражданстве. Нельзя, чтобы ктонибудь усомнился в законности моих притязаний, и слугацирказеанин придаст им достоверности. – Она взяла меня за ухо и наложила свои чары. – Это предосторожность на всякий случай. Держись подальше от любого, кто обладает Взглядом. И не забывай красить волосы – каждые несколько дней, если понадобится. – Она сделала шаг назад, разглядывая созданную иллюзию. – По крайней мере глаза у тебя правильного цвета, а кожа загорела и стала золотистой. К тому же мускулы на ногах увеличились, и теперь ты не кажешься таким уродцем… Прекрати, Руарт!
Она гневно на меня смотрела. Я нацелился схватить жука, который полз по столу. От некоторых привычек трудно избавиться…
Лиссал велела мне одеться ее конюшим – в тяжелую вышитую одежду, царапавшую кожу. Я и вообщето не жаловал одежду, носить же этот костюм было пыткой: его Лиссал нашла среди награбленных Мортредом сокровищ. В предвидении приема во дворце портной на Брете перешил его по моему размеру. Еще хуже была необходимость носить обувь. В башмаках я чувствовал себя неуверенно и боялся потерять равновесие; к тому же они всегда жали. Те, что мне пришлось надеть в тот день, имели неудобные высокие каблуки и серебряные пряжки, врезавшиеся мне в ноги. Заметив мои страдания, Лиссал злорадно улыбнулась.
Во дворец властителя нас сопровождали гвардейцы. По каменной лестнице мы прошли на уровень, где располагались казармы, а потом траг поднял нас в дворцовую лоджию. Гвардейцы шли с обеих сторон, и я чувствовал себя пойманным животным, которое ведут на бойню, а вовсе не почетным гостем. Лиссал шествовала в нескольких шагах впереди меня, улыбаясь встречным беззаботной улыбкой. Головы поворачивались ей вслед: она все еще была ослепительно красива.
Пока лебедка поднимала наш траг, Лиссал мило беседовала с посланным сопровождать нас молодым офицером; тот от смущения мычал и заикался. Я просто смотрел через борт и молился, чтобы веревки выдержали. О небо, как же я мечтал о крыльях! Если бы я снова мог обрести свободу полета… Глядя вниз из трага, я видел под собой стоящие в гавани на якоре суда и ощущал ностальгию. Это был вид с птичьего полета…
