Блейз взяла кошелек, и он исчез под ее лохмотьями.
– Скажи Райдеру, чтобы он расплатился с тобой, – сказала она. – Я едва ли сумею вернуть тебе долг.
«Боже, – подумал я, – она еще в состоянии шутить!»
– Флейм Виндрайдер… Дева Замка – она прибыла на Тенкор? – спросила Блейз.
Я чуть не сказал «нет», но вовремя вспомнил, в каком Блейз положении. Она должна была заплатить жизнью за попытку спасти свою подругу. Сказать, что это ей не удалось, было бы жестоко. Поэтому я пробормотал:
– Не знаю. Извини…
Она с философским спокойствием кивнула. Как раз в этот момент вернулся стражник и мотнул головой, указывая мне на выход.
Прежде чем уйти, я спросил внезапно охрипшим голосом:
– Я был не первым, кого она привела сюда, верно? Не первым, которого она… – Я только беспомощно махнул рукой.
Блейз сделала гримасу:
– Ээ… нет. Ты четвертый. Она общительная.
Глава 28
РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН
«Она общительная…»
А глупцы вроде Эларна Джейдона верят ей.
Я отошел от камеры Блейз, не в силах выговорить ни слова. Я оставил гореть свой волшебный огонек. Я не знал, как долго он сохранится после моего ухода, но все равно подкрепил его своей магией.
Выйдя на палубу, я попросил матроса спустить за борт мой полоз, пока сам я лез по веревочной лестнице. Это оказалось нелегким делом, потому что корабль уже шел на всех парусах, а залив превратился в бурный водоворот. Течение реки, усиленное дождями в глубине острова, встречалось с приливом; сильный южный ветер поднимал пенистые волны. Трем кораблям хранителей предстояло встретиться с большими трудностями.
Мне тоже пришлось несладко на обратном пути на Тенкор. Я, как только смог, направил свой полоз в более спокойные воды у берега, но мне приходилось бороться с приливом и с ветром, да и волны становились все выше. Впрочем, на душе у меня было еще тяжелее. Каким же я был дураком… слабым, доверчивым, слепым, влюбленным до безумия дураком. Как же можно было оказаться таким полным, таким преступным идиотом?
Когда я думал о прошлом, мне трудно было поверить в то, что я оказался не в силах разглядеть манипуляции Джесенды. Все эти сказки об информации, которую я собирал для нее лично, являлись, конечно, просто болтовней. Каждое мое слово немедленно доходило до ее отца, а он использовал дочь как обычного агента; своим телом, своей красотой и соблазнительностью она расплачивалась со мной с его ведома и благословения. Джесенда знала, что у меня имелись сомнения насчет Датрика, знала, что я воспитан в менодианской вере; вот она и притворялась свежим веянием, которое изменит природу власти хранителей. В моих глазах она старалась отделить себя от отца. Все это притворство, будто мы шпионим за Датриком… Шпионилато она как раз для него! Она играла со мной как с попавшейся на крючок рыбкой – ей вроде бы и предоставляется свобода, но леска направляет ее в нужную сторону… Я был нужен им ради того, к чему имел доступ, и потому что они считали меня сильным силвом, который как член Гильдии в будущем окажется полезен Совету хранителей.
Стыд наполнял мое тело и заставлял гореть кожу. Семеро ни в чем не повинных людей погибли изза моего ослепления… Семеро стали жертвами гордости и вожделения молодого человека… Я ничего не мог сделать, чтобы изменить это. Для них все было кончено. Я ведь даже не знал их… Может быть, они были кормильцами своих семей или матерями, чьи дети осиротели? Были они молоды или стары, были ли примерными гражданами или лживыми лицемерами? Оказались ли они стариками или детьми? Ничего этого я не знал.
Я вспомнил о Цисси, о том, что она должна была чувствовать перед смертью. Одураченная, преданная, несчастная… носящая под сердцем ребенка мужчины, которого она больше не уважала и не могла любить. В первый раз я осознал, какое зло ей причинил. В первый раз я ощутил не только жалость, не только облегчение, но и горе: не потому что я ее любил – этого не было, и тут я ничего изменить не мог, – а потому что предал ее, а она такого не заслуживала.
К тому времени, когда я выбрался на причал перед зданием Гильдии, я дрожал; дрожал я не только от холода, но и от неизбывной вины.
Денни был на месте и помог мне. Должно быть, он ждал моего возвращения и высматривал меня с башни, хоть и не был обязан это делать: ведь я плавал не по делам Гильдии. Я так ему и сказал, а он только ухмыльнулся мне в ответ и занялся моим полозом. Я вернулся в здание Гильдии, вымылся, переоделся, а потом натянул непромокаемую куртку и отправился в Синод. К тому времени уже наступила полночь, дождь и ветер усилились, а тучи сгустились. Стражник у ворот совсем не обрадовался моему появлению, но ему трудно было сказать «нет» сыну главы Гильдии, особенно когда я сообщил ему, что явился по срочному делу.
Сначала я отправился в комнату Райдера, но его там не оказалось. Пусто было и в комнате Келвина. В конце концов я нашел их обоих у Гэрровина. Она пили вино, но алкоголь не делал атмосферу более жизнерадостной. Трое омаров, обреченно глядящих на кипящую в котелке воду, были бы веселее, чем эти трое мужчин.
Дверь мне открыл Келвин.
– Ну? – спросил он, втаскивая меня в комнату, словно опасался, что я передумаю и уйду. – Что тебе удалось узнать?
«Он знал, что это я, – подумал я. – Он знал, что я стою за дверью. В чем дело, черт возьми, с этими двумя горцами и их носами? Они что, ищейки?»
Я оставил непромокаемую куртку, конечно, внизу, но с моей шапки все еще капала воды и бежала по лицу, как слезы.
Неожиданно все они умолкли, глядя на меня. На мгновение мне показалось, что они читают меня, как открытую книгу. Первым заговорил Гэрровин:
– Садиська, паренек, у огня. – Он взял стакан и чтото в него налил – бренди с островов Квиллер, если я не ошибся. – Вот выпейка. В животе у тебя загорится огонь, а волосы закурчавятся. – Он сорвал с меня шапку и повесил у очага, где она и осталась сохнуть, испуская струйки пара. – А теперь, – добавил он, когда я сделал все, как он советовал, – расскажи нам, почему у тебя такой вид, будто тебе заехали в лицо мокрой рыбиной.
Я откашлялся, чувствуя себя ужасно неуютно.
– Вы знаете, что обо всем, что я узнавал здесь, я рассказывал Джесенде… или главе Совета хранителей.
– Ага, – кивнул Гэрровин. – Ты пахнешь своей страстью, знаешь ли. Ну а предательство имеет собственный запах.
– Только всего вы не знаете, – сказал я им. – Вы и половины не знаете. А я сейчас не могу рассказать… не сейчас, завтра. Я приду к вам завтра… – Я собирался рассказать им все, но внезапно почувствовал, что не могу – сразу не могу. Осознание всей глубины моей глупости было еще слишком свежим, слишком болезненным.
– Тогда что же ты хочешь сообщить нам сейчас? – спросил Райдер. – Находится ли Блейз на том корабле, как утверждают Кел и Гэрровин?
