Я пошел по дорожке вдоль лунных террас, а потом свернул на еле заметную тропинку, ведущую вниз, к ущельям, заросшим плющом, и большим серым скалам, покрытым мхом. Путь резко обрывался в тени кипарисовой рощи, где тихий ручей струился вдоль Песчаной Гавани Цветущей Чистоты. Я прополз под кустами, отвязал маленькую лодку, залез в нее, оттолкнулся от берега и предался воле течения, несущего меня по длинному извивающемуся ущелью, где ивы склоняли ветки к самой воде, лианы змеились на камнях, а яркие цветы алыми кораллами сияли среди холодно-зеленой листвы.
Я привязал лодку к стволу дерева и снова нашел тропинку, взбиравшуюся по склону, где ручейки сверкали в зеленых лугах. Сверху открывался великолепный вид. Тропа поднималась по отвесной груде валунов к огромной, известной на всю округу скале, вершиной цепляющейся за облака. С другой стороны находилось ущелье, через него вел узкий деревянный мостик. Дорога снова пошла вверх и неожиданно выровнялась. Она привела на небольшой хребет, залитый солнцем, где цвели орхидеи, пели иволги и стрекотали кузнечики. Далеко внизу раскинулась моя деревня.
В конце пути находилась ивовая роща. Я проскользнул на зеленую опушку, где среди диких цветов виднелась одинокая могила.
Здесь была похоронена дочь главного садовника. Её звали Благоухающая Шпилька, но за застенчивость, тихость и робость с незнакомцами все звали её Мышкой. У неё были самые красивые глаза, которые я когда-либо видел, и она была далеко не застенчива, играя в прыгающие прятки. Мышка всегда держалась дольше всех и становилась царицей. Она не была робкой, когда решила, что когда-нибудь мы станем мужем и женой. Девочка заболела в тринадцать лет. Её родители позволили мне подержать умирающую за руку на смертном ложе, а она прошептала мне последние слова Мэй Фэй: «Из Земли Ароматов пришла я; туда же и вернусь».
Я опустился на колени перед могилой.
— Мышка, это Десятый Бык, у меня для тебя кое-что есть.
Я положил усыпанный золотом сычуаньский веер в чашу для пожертвований, помолился, сел на траву, озаренную золотым солнечным светом, сочащимся сквозь листву, и рассказал ей свою историю. Не могу этого объяснить, но каким-то образом я понял, что Мышка не возражает против моей любви к Облаку Лотоса. Я излил ей свое сердце и почувствовал себя легче. Солнце уже садилось за горизонт, когда история подошла к концу. С приближением вечера в саду всегда поднимался ветер, и я остался посмотреть на раскачивающиеся ветви ив.
Убитый горем отец Мышки своим искусством почтил память дочери. Ветер вздыхал в листве деревьев, ивы начали клониться под его напором, протягивая вниз одну ветку за другой, нежно гладя могилу маленькой девочки.
* * *
Этой ночью мне приснился очень странный сон. Поначалу вокруг мелькали знакомые образы: Подкаблучник Хо, рыдающий в обнимку с серебряным гребешком, Яркая Звезда, танцующая по дороге к закрытой двери, Скряга Шэнь, возносящий молитву своей дочери, Невидимая Рука, Пещера Колоколов. Снова и снова я бежал от золотой маски тигра, падая в дверной проем, за которым раскинулся мир белизны, молочный, мягкий, сверкающий. Там было спокойно и безопасно. Неожиданно вдали показалось темное пятно. Я счастливо заулыбался, ко мне шла Мышка. Она несла с собой сычуаньский веер, её прекрасные глаза ласково смотрели на меня.
— Как я счастлива, — нежно произнесла она. — С тех пор как мы держались за руки и пели друг другу Песню Сироты, я знала, что ты когда-нибудь влюбишься в Облако Лотоса.
— Мышка, я и тебя люблю, — возразил я.
— Ты должен верить своему сердцу, — серьезно сказала девочка. — Бык, ты стал очень сильным. Теперь тебе надо использовать всю свою мощь, чтобы прикоснуться к царице до того, как счёт достигнет сорока девяти. Торопись, времени нет, срок уже близко.
Мышка растворялась в белизне.
— Разве тысячи лет недостаточно? — еле слышно крикнула она, как будто находясь далеко-далеко. — Птицы должны летать… Птицы должны летать… Птицы должны летать…
Мышка исчезла, а мне обязательно надо было понять, что за сверкающая белизна клубится вокруг. Неожиданно я осознал, что нахожусь внутри гигантской жемчужины, и с пониманием пришла явь. Я сел и заморгал от утреннего солнечного света.
23. Доктор Смерть
— Потрясающий эффект отростков Великого Корня ведет к простейшему выводу: Сердце Силы действительно самое сильное лечащее средство в мире, — сказал мастер Ли. — Князь Цинь не будет прятать такую вещь в сокровищнице, до которой надо ехать через весь Китай. Он будет держать её при себе, рядом со своей презренной кожей. Нам придется убить этого ублюдка и снять корень с трупа.
Мы шли в тени Подушки Дракона. Сверху на нас глазели вороны, сопровождая наше путешествие грубыми замечаниями.
— Мастер Ли, а как нам убить человека, который смеется при виде топора в собственной груди? — спросил я.
— Надо экспериментировать, дорогой мой. В первую очередь нужно найти безумного алхимика, что не составит особой проблемы. Китай, — заметил мастер Ли, — просто кишит безумными алхимиками.
В городе Пиньгу Ли Као неспешно прошелся вдоль торговых лавок, пока не нашел старую даму, на лице которой было просто написано желание поделиться с кем-нибудь последними слухами.
— Тысячи извинений, но сей убогий ищет знаменитого ученого, который, по слухам, живет поблизости, — рассыпался в вежливостях мудрец. — Он — правоверный даос, несколько потрепанный на вид и диковатый на взгляд, к тому же, скорее всего, его дом расположен на полдороге между кладбищем и скотобойней.
— Вам нужен доктор Смерть! — зашипела старуха, со страхом взглянув в сторону обветшалого дома, качающегося на холме. — Только совершенно обезумевшие люди осмелятся пойти туда, в этот дом ужасов, откуда возвращались далеко не многие!
Мудрей поблагодарил её за предупреждение и решительно отправился в указанную сторону.
— Скорее всего, большинство из сказанного — наглая клевета, — спокойно прокомментировал услышанное мастер Ли. — Бык, даосы придерживаются достаточно специфической смеси мистических учений. С одной стороны, они превозносят мудрецов вроде Чжуан-цзы, который учил, что жизнь и смерть, начало и конец подобны смене дня и ночи, но, с другой стороны, большинство из них лихорадочно ищут рецепт собственного бессмертия. Когда научный гений начинает заниматься всякой мистической чепухой, на свет, в большинстве случаев, появляется безумец, чей поиск вечной жизни убивает все на его пути, но вот нарочно эти бедные души не обидят и мухи. К тому же, — добавил он, — сегодня просто совершенный день для визита в Дом Ужасов.
С этим я был согласен. Деревья на кладбище под дуновением ветра стонали, словно толпа скорбящих. За бойней выла собака. Черные облака бормотали зловещие проклятия над горами, сернистого цвета молния разрезала небеса, обветшалый дом на холме трещал и стонал под усиливающимся напором бури, истекающей пронизывающим, проливным дождем. Мы прошли сквозь открытую дверь в комнату, заваленную трупами, где маленький старик с запятнанной кровью бородой старался вставить свиное сердце в тело человека, вокруг грохотали котлы, бурлили чайники, а дымящиеся сосуды испускали зеленые и желтые испарения.
