Рыбоголовая застыла, жадно шевеля ноздрями. Она явно принюхивалась к заплечному мешку парса, где шевелились Зашитые губы.
Приветливый мужичок с рожей прокаженного бойко торговал раскрашенными масками из черного дерева страны Нуб. Как ни странно, возле его шатра толпились покупатели. Человек с львиным лицом со вкусом описывал, какие страшные болезни и напасти приносит имениннику та или иная подаренная маска.
Раздвигая праздную публику бронзовыми плечами, прошли четверо стражников с ворчащим двухголовым псом на цепи. Оторвавшись от черных масок, Рахмани с изумлением обнаружил, что бронзовая стража состоит из… циклопов. Это были не черноногие циклопы, с зачаточным третьим веком посреди лобной кости, неловкие длинноногие порождения пустынь, чьи занятия сводились к ловле личинок. В бронзовой страже состояли легендарные циклопы Атласа, барельефы с их могучими торсами украшали сияющие столицы страны Ра. Согласно легендам, циклопы Атласа составляли одну семью с морскими сиренами, затем они разделились на две отдельные ветви. Морские ушли на восток, спасаясь от горькой соли, извергнутой каналами материка, а бронзовые одноглазые красавцы населяли широкую полосу земли, от Берега слоновой кости до Геркулесовых столбов. У отца Саади в кабинете имелась книга в кожаном переплете, где бронзовые циклопы назывались народом давно погибшим. Они ушли в небытие еще до того, как были выстроены Гелиополис и первый храм песьеголового бога…
Один представитель якобы давно вымершего народа нес на сгибе локтя внушительное серебряное зеркало. Он непрерывно наводил зеркало на толпу, затем хмуро вглядывался в него. Некоторые из встречных, завидев стражу, заблаговременно полезли в щели сгоревших гебойд.
— Зачем ему зеркало? — осведомился Саади, когда грозная четверка свернула за угол. — Он навел зеркало на нас, но мы там не отразились.
— Благодари Милостливого, что мы не отразились, — нервно хохотнул Кой-Кой. — Это значит, на нас нет вражьего клейма и мы не принадлежим к Плоским мирам. Я слышал, кто льет для бронзовой стражи эти зеркала… Они никогда не отражают то, что происходит сей же миг. Зато они очень верно показывают то, что произойдет спустя несколько песчинок.
— Разве входы в Плоские миры открыты? Мой Учитель говорил, что последних джиннов-ключников давно истребили.
— В Гиперборее нет закрытых дверей и нет ключников, — мрачно возразил перевертыш. — Зато здесь есть надежная стража.
— Дорого бы я дал, чтобы владеть хотя бы осколком такого зеркала, — вздохнул Саади.
— И ты не один! Но вряд ли нас с тобой допустят к подводным мастерам царя Нептунии. Ходят слухи, что эти зеркала шлифуют морские центавры для своих сухопутных братьев…
На высокой телеге, запряженной единорогом, была навалена груда самых разных клеток.
— Здесь? — обрадовался Рахмани.
— Нет, это не те клетки. Это для поимки северика, муссонов и прочих ветров.
— Превосходный ловчий инструмент, — проскрипел из кресла-качалки носатый торговец. — Если у господ серьезный интерес, могу предложить нечто совершенно оригинальное. Сеть для поимки градовой тучи с формулой освобождения. Простой и изящный способ уничтожить посевы у целой деревни… Эй, куда же вы?
— Не желаете ли приобрести рифмы, господа? — Юноша с ангельскими лазурными глазками и пшеничной бородкой неторопливо перебирал струны гуслей. Он произносил все слова с нажимом на «о», отчего речь его казалась подобной пышной закругленной сдобе, выпирающей из деревянной посудины. — Свежие рифмы, приговоры на верность лебединую, на возврат суженых, на зубную боль…
Он ударил по струнам, в воздухе поплыл чудесный серебряный звон. Из-за спины баяна выступили две румяные девки в кокошниках. Одна затянула скороговоркой, другая завела немую песню пологими волнами.
— Ой ты, скрипия-змея, уйми своих детищев, пестрыих, перепелесьих, водяныих, боровыих, а то пойду Михайле Архангелу поклонюся, пусть тя камчугой изведет, пусть те руду выпустит… А как у мертвяка зубки не болят, чирки не пухнут, не бьет червь коренновая в ночи, на ветху и на молоду, так пущай и у добра молодца, красной девицы не болят зубки, не стекают десны, не при Короне, не при Луне, пущай крепки зубки, столь же лепки… Да слова мои замком верным заключаю и ключик в воду, будь же приворот крепче камня…
— Красиво поют, да? — хохотнул Кой-Кой. — Хочется подле них прикорнуть да меда напиться? Такие рифмы любого приманят и любую боль отведут… Да только заплатить дорого придется, дом Саади.
У следующей лавки кружились подростки и дети, словно ожидали циркового представления. Рахмани тоже туда потянуло, будто прилавок намазали сахаром. Там двое карликов и один кряжистый берендей с рожей, заросшей бурой шерстью, весьма профессионально торговали оружием.
— Вниманию почтеннейшей публики, — бубнил мужик с медвежьим лицом, двумя пальцами вращая тяжеленное древко. — Алебарда закаленная, киевское литье, тавро неизвестного мастера. Последний владелец, витязь Ослабя, убил этой алебардой змеев огнедышащих — две штуки, кабанов-людоедов — пять штук, чуду-юду о пяти головах — одну… Незаменимый предмет в хозяйстве, просим недорого…
Два карлика усердно фехтовали на саблях, затем перешли на мечи, не прекращая хором расхваливать товар. Саади слышал от Учителя о расе подземных кузнецов, обитающих на гористых островах Скотланда, но живыми встречал их впервые. Оба карлика, несмотря на уродливые толстые ноги и торчащие уши, необычайно ловко управлялись с оружием. Саади невольно охнул, когда выяснилось, что фехтуют мастера не на мечах, а на живых змеях. В следующем поединке один карлик схватил цепь с шипастой гирей на конце, а второй вооружился маленьким щитом и топором. Совершенно неожиданно из центра щита выскочила клыкастая пасть на длинной костлявой шее и едва не откусила первому карлику ногу. Зрители разразились свистом и счастливыми возгласами, но Кой-Кой не дал напарнику досмотреть представление.
— Вроде это здесь. — Перевертыш замедлил шаг у неприглядной потертой вывески.
Парс остановился и стал по слогам читать:
— «Волхв Гаврилка Жданов сын посадский сварожеский ремеслом рудомет и коновал умеет ворожить на вереску бобах и костях и на руку смотрящий и нутряные болести у взрослых и дитячей исцеляет и спасает от хвороб шептами и оберегами и щепоту и ломоту уговаривает и росным ладаном могущий для свадеб и похорон, а также сети и силки кудесные плетет и от ведунов лихих оберегает».
— Ага, сети и силки! Зайдем, лавка та же самая, — предложил Кой-Кой.
Внутри под закопченным потолком кружились на нитях засушенные диковинные рыбы, свисали вязанками жабы, в банках копошились болотные и морские гады, из кривых зеркал скалились прыщавые рожи. За чугунной дверцей печи полыхал холодный белый огонь.
— Эту покупай. — Перевертыш ткнул пальцем в невзрачную серебряную сеть, запутаться в которой, кажется, мог бы лишь воробей.
— Почему эту?
— Желаете порыбачить? — ощерила синие зубы прыщавая краснорожая торговка. Возникла она за прилавком внезапно, точно выступила из-за невидимой ширмы. — А я помню тебя, перевертыш, хе-хе. Берегись бронзовой стражи, хе-хе.
