— Отлично. А чему я обязан таким комфортом?
— Предприятию, — улыбнулась она, — где работает ваша жена.
— Зоя?
— Сейчас у вас возьмут кровь, — перешла она к делу. — Завтра с утра не ешьте. Обследование займет десять дней. Мы постараемся сделать все возможное.
— Но это все, — обвел он руками, — наверное, очень дорого стоит, вы же не благотворительная организация?
— Конечно, нет, — улыбнулась она. — Но давайте пока не будем выяснять, как и что. — Врач вышла.
— Что-то здесь не так, — покачал головой Яковлев.
— Господи, — говорила Зоя. — Что же делать? Что?
— Идти в милицию, — предложила Ксения. — Хотя, — возразила она себе, — это ничего не даст. Но надо что-то делать, потому что…
— Они уже в деревне у матери Андрея, — перебила ее Зоя. — А кроме того, Андрей в клинике. Я слышала, что там очень хорошие специалисты, но иногда там… — Не договорив, махнула рукой.
— Ну тогда обратись к этому, товарищу Андрея, — предложила Ксения, — который приходил.
— Он не станет ничего делать, — сквозь слезы с трудом выговорила Зоя. — К тому же они уже в деревне. И убьют Олю. — Зарыдав, вдруг потеряла сознание.
— Зойка, — бросилась к ней Ксения. Не зная, что делать, метнулась к телефону.
— Не надо, — услышала она тихий голос Зои. — Умоляю, никому ничего не говори. Они убьют Оленьку. — Она вновь зарыдала.
— Успокойся. — Присев рядом, Ксения выплеснула воду в лицо бьющейся в истерике Зое.
— Чего это вы с Зойкой схватились? — усмехаясь, спросил сестру Семен.
— Уж больно она из себя строит, — фыркнула та. — Не знаю, как у нее с карате и чем она там занималась, но бороться умеет и сильная. Я бы ее все равно сделала, если бы не Гога…
— Это как сказать, — поддел ее брат. — Она то же самое говорила. Но вы как девчонки-школьницы. Одна ляпнула, а другая с ходу завелась.
— Ну, это понятно — какая женщина не хочет доказать окружающим, что она сильнее и ловчее соперницы.
— И поэтому тоже. Но главное здесь в Гоге. Я же заметил, что ты на него глаз положила. Скажешь, не так?
— Так, — смеясь, кивнула Елизавета.
— Вот это ничего себе. — Семен покрутил головой. — Обеим уже по тридцать с лишним, а они того и гляди за волосы одна Другую схватят.
— Как я поняла, — сказала Елизавета, — они работали с тобой в Москве, Они и тут этим занимаются?
— Я — нет, — усмехнулся Семен, — а они — не знаю. — Вы что-то говорили о старой учительнице. Значит, хотите ее кинуть за жилье.
— Уж больно ты догадлива, — хмуро заметил он. — Но запомни: не дай Бог, где вякнешь. Я в этом не участвую, но долю свою с них получу.
— Так, может, и мне что-то достанется? — Она, смеясь посмотрела на брата.
— Видела, как ты на нее глаза пялил, — сердито проговорила Зоя.
— Перестань, — усмехнулся Гога, оторвавшись от банки с молоком. — Баба она вполне, смотрится. Но от добра добра не ищут. Ты поэтому и затеяла эту борьбу в грязи?
— И поэтому тоже. Девка она сильная и знает кое-что, но…
— Перестань, Зайчик. — Гога поставил банку с молоком и, подойдя, обнял женщину. — Ну кого мне нужно? У меня есть ты, красивая, сильная и проверенная в делах. Я люблю тебя и, — он подхватил притворно взвизгнувшую Зою на руки, — хочу тебя.
— Вот что, милый майоришко, — расхаживающий по комнате Кардинал остановился, — надеюсь, ты понимаешь, что Атаман не должен давать показаний. Все разговоры о том, что он блатной и ему сдавать кого-то западло, всего лишь слова. Сейчас или чуть позже он поймет, что для него это самый лучший вариант защиты, и тогда может перейти в нападение. Отправит писульку в органы, где подробно изложит дела нашей фирмы, и тогда все. Мы, конечно, выберемся, но основная часть наших людей сядет, и надолго сядет. Среди них будешь ты. — Он ткнул пальцем в сторону перепуганного майора. — Мы бы его давно взяли, но нам мешает милиция. А сейчас туда еще и солдатиков подтянули. Неужели они не допускают мысли о том, что он мог проскочить?
— Такие варианты имеются, — облизнув пересохшие губы, кивнул Наседин. — Но вероятность очень мала. Сразу были оповещены соседи. Кроме того, по всем самым маленьким населенным пунктам была разослана информация о розыске опасного преступника. И если бы Атаман хоть где-то засветился, мы бы знали. Он ранен, с ним брат. Сейчас все склоняются к тому, что они подельники. Несколько раз вызывали жену Орехова. Но она наотрез отказалась что-либо говорить. За ней установлено наблюдение. Но сегодня ее потеряли. Знают только, что она ходила к родственникам своего приемного отца, погибшего два года назад при весьма загадочных обстоятельствах.
— Надеюсь, сейчас этим не начнут заниматься?
— Разумеется, нет. Что же касается…
— Ты вот что сделаешь… — перебил майора Кардинал.
— Все нормально, — кивнул Робинзон, — так что не боись. Супружница твоя, значится, вооружилась. Чуть меня ножиком не ткнула, — весело вспомнил он.
— А хлопчик за тебя весь в беспокойстве. Хорошо, когда детишки имеются. — Он вздохнул.
— Слава тебе Господи, — прошептал Виктор, облегченно вздохнув.
— Я сказал все, — старик повернулся к Разину, — как мы, значится, обговорили. Что надумано очень хорошо — это ясно. Но вот в чем меня сомнение гложет. Если ты так им подгадить можешь, не пойдут ли они на крайние меры? Ведь терять все одно нечего. Хватанут Степку и Ритусю и скажут: али ты, Атаман, мать твою в кочерыжку, приходи, али…
— А ведь они могут! — ахнул Виктор.
— Не-а, — уверенно отверг это предположение Атаман. — Если я выйду, то меня с ходу мусора выцепят. Им не в кайф это будет. Не будут они рисковать.
— Может, ты напишешь бумагу? — спросил Виктор. — И я…
— Вот тогда они точно Ритусю и Степку убьют, — перебил его Робинзон. — Но, видать, дела сурьезные, коли так все закрутилось.
— А почему ты нам помогаешь? — спросил Степан.
— Решил напоследок в бороде почесать, — усмехнулся старик. — Если бы с год назад вот так вы заявились, я бы вас, наверное, принять принял, но отравил либо пристрелил бы. Глядишь, и орден бы от милиции заполучил. Или от мафии какую благодарность заимел. А зараз уж больно желание имеется им поперек горла непроглатываемой костью, значится, встать, потому как жить на этом свете мне осталось совсем, значится, немножко. И желаю я прожить последние денечки весело. Как в молодости, — усмехнулся он. — Я, когда по лесам с автоматом хаживал, довольный был. Наверное, потому, что молод. Нравилось мне, что люди боятся. Потом, значится, все-таки за смерть отца и матери мстил. Но чтоб за нас ни говаривали, дома людские не жег и простых граждан не вбивал.
— Но ты сам говорил, — хмыкнул Степан, — что родственника сжег.
