— Так это ж разве человек. — Робинзон покачал головой.
— Он один был? — с интересом спросил Виктор.
— С им жена и трое детишек, один другого меньше. Поэтому я выпустил всех и даже его не вбил. Было время, жалел об этом. Но и во время злости все едино детей и его выпустил бы. Это страшно, когда при детях родных вбивают. По себе знаю.
Братья переглянулись.
— Вы зараз настороже будьте, — поднимаясь, предупредил Робинзон. — У меня уже раза два в доме обыскивали. И усадьбу осматривали. Даже в погреб лазали.
— Слышали, — вздохнул Степан. — Я думал…
— Так что сидите як мыши, — повторил старик. — Еды и воды я нанес достаточно. Водицу все же берегите. Кто знает, что тамочки получится далее. Я пошел.
— Дед, — остановил его Степан. — А если ты вдруг того, ноги протянешь? Нам здесь точно хана будет.
— Все возможно, — кивнул Робинзон. В таком случае давайте вот как решим. Перед обедом, часиков в двенадцать, я буду каждый день спускаться за картошкой. Счас она уже мягкая становится, потому и держать ее лучше в погребе. Как залезу, слышать будете. Ежели пару дней не будет, значится, отдал Богу душу.
— Ты особо не торопись, — усмехнулся Атаман. — Ты нам сейчас как батя родимый. У нас с ним отцы разные, а ты вроде как общий.
— Тогда постараюсь с гостями к Господу Богу повременить, — усмехнулся и старик.
— Уж постарайся, — хлопнул его по плечу Атаман.
— Ты вот тут сидишь, — внезапно сказал Виктор, — а если в это время кто-то придет? И полезет в погреб?
— У меня сигнализация установлена. — Улыбнувшись, Робинзон потеребил бороденку. — Везде, где к усадьбе подойти можно, сигналки стоят. Наступаешь, и хлопок. Это дело я сразу сделал, как только сюда приехал.
— А чего хлопает? — не понял Степан.
— Так хлопушки. Нога на доску, значится, ступает, доска в углубление вдавливается. В досочке гвоздики с двух сторон забиты. К шляпкам — нитка капроновая. Ее порвать очень трудно. А ниточки до последнего натянуты и привязаны к кольцам хлопушек. Маленькое усилие, и хлопушки бах, — он махнул руками, — и человеку ниче, и мне слыхать. Это я в каком-то журнале вычитал. А когда я дома, значится, снимаю хлопушки. Доску подниму и отцеплю от гвоздиков петельки.
— Ну ты и мудришь! — захохотал Атаман.
— Жисть, она научит любой мудрости, — усмехнулся Робинзон.
— А если собака или еще кто-нибудь вроде? — сдержанно улыбнулся Виктор.
— И нехай, — махнул рукой старик. — Бабахнется, зараз наверх и выбираюсь. Ежели, конечно, я к вам ходом сюда, обратно, доски не ставлю.
— Варит у тебя башка, — одобрил Степан.
— Тем и живу покедова, — кивнул Робинзон и полез назад.
— Вы пока остаетесь, — сказал Кардинал сидевшим на стульях московским мотоциклистам. — У кого есть удостоверения? — Двое, достав, показали. Кардинал усмехнулся:
— А если задержат и начнут проверять?
— Мы не лезем в их дела, — усмехнулся плотный молодой мужчина. — Мы в отпуске. А это наши друзья. — Он махнул рукой на остальных. — Пока срабатывало.
— Но сейчас там ОМОН и какой-то майор из Москвы, — вмешался стоявший у двери Валерий. — Этому лучше не попадаться. Говорят, он какого-то подполковника разнес.
— Из Главного управления по борьбе с организованной преступностью, — кивнул Шустрый. — Акимов.
— Значит, они поняли, что Атаман нужен живым, — процедил Кардинал. — Атаман должен сдохнуть! — Ты, — обернувшись, ожег взглядом Шакала, — будешь заходить в каждый дом, обнюхивать каждый туалет. Даю три дня. Потом будем говорить по-другому.
Шакал опустил голову.
— Десять тысяч баксов каждому, — посмотрел Эдуард на мотоциклистов. — И пятнадцать тому, кто убьет Атамана.
— А если мы его все расстреляем, — усмехнулся Шустрый, — как по приговору ревтрибунала?
— Значит, все получите по пятнадцать и по десять за то, что найдете.
Мотоциклисты одобрительно загудели.
— А как мои люди? — осторожно спросил Валерий. Его вызвал Кардинал и нехотя попросил извинения за поспешное и несправедливое увольнение.
— Вас это тоже касается, — успокоил его Кардинал. Москвичи, покосившись на Валерия, с ухмылками переглянулись.
— Ну а ты, — Кардинал взглянул на Шакала, — исправляй свою ошибку. Даю три дня, и ни минутой больше.
— Шеф, — заглянул в дверь заменивший Шакала рослый мужчина с перебитой переносицей, — к вам Семенова.
— Не совсем вовремя, но не принять даму — значит обидеть ее. Проводи наверх, — велел Кардинал. Мотоциклисты обменялись понимающими взглядами. Ниндзя заметил это.
— Да! — схватив трубку телефона, кричал Семенов. Я это! Я! Как ты там, сынок?
— Нормален, пап, — услышал он в потрескивающей трубке голос сына. — Решил позвонить. Соскучился. Домой хочу, а бабка не пускает.
— Не пускает? — переспросил Семенов. Он тут же вспомнил разговор с женой.
— Алеша! Я приеду. Завтра или послезавтра.
— Ты поедешь домой?
— Конечно, — ответил сын. — Мне здесь надоело. Да и на Адриатике не очень весело было. Мама все в основном по показам мод ходила. У нее там какие-то подруги объявились. Приезжай.
— А если появится Игорь? — с улыбкой спросил Кардинал.
— Во-первых, плевала я на него, — пренебрежительно ответила Мила. — Во-вторых, он занят. Ему сегодня сын будет звонить. Вот из-за Алешки я и живу с ним. Вернее, он со мной проживает. — Она засмеялась. — Я вышла за него потому, что с таким, как Игорь, можно не бояться трудностей. Он всегда будет содержать семью в достатке. А я никогда не отличалась преданностью. Хотя люблю, чтобы мне были верны, — лукаво улыбаясь, добавила она. — Я родила ребенка и очень скоро поняла, что Игорь не тот человек, с которым бы я хотела прожить всю жизнь. Но сейчас он меня устраивает. Я живу так, как мне хочется. Если понравился мужчина, я сделаю так, что он будет моим. Поэтому меня ненавидят женщины и у меня нет подруг. Еще немного, лет восемь, — и я успокоюсь. Стану верной женой и любящей матерью. Но не сейчас. Я молода, красива и хочу кипучей жизни. Ты понимаешь меня?
— Что ты шлюха, — без улыбки ответил он, — да. И еще: ты хищница. Ты пользуешься своей внешностью, деньгами мужа и его любовью к сыну. Ты всегда достигаешь того, чего хочешь?
— Когда я увидела тебя впервые в Москве, — улыбнулась Мила, — я была с Семеновым. Увидела тебя. И…
— Сразу влюбилась, — с усмешкой перебил ее Кардинал.
— Нет. Просто подумала, если ты будешь рядом, я постараюсь, чтобы ты пусть на ночь, на час, но стал моим. Я добилась этого.
— Ну ты и стерва. — Кардинал заключил ее в объятия.
