Но и люди не оставались в долгу. Отточенная сталь крушила хребты и рассекала шеи, бойцы делали свое дело без паники, будто с малолетства сражались именно с таким противником.
Джон Рэдхэнд не оставался в стороне. Он не любил плыть по течению, возможно, потому что по разным причинам, вольно или невольно, полжизни только этим и занимался. Заброшенный в чужое время, ошеломленный, мало что понимающий, он, пожалуй, никогда еще не чувствовал себя таким потерянным, как в этой кровавой клыкасто-зубастой стальной кутерьме. Пустив в дело старинный меч, он испытал облегчение. Меч, кажется, тоже — можно вообразить, как он соскучился без работы…
Цезарь вел себя молодцом, слушался так, словно был продолжением Джона. Клинок снес голову подвернувшемуся крысоволку, и тут же конь ударом копыта раздробил лапу другому, покусившемуся на Мышонка. Джон подался вперед и вогнал меч в глотку следующей твари. Сзади раздался протяжный визг раненого чудовища — молодого графа прикрыли ловким уколом пикой.
Спасательному отряду достаточно было продержаться от силы полминуты. Вторая команда графских воинов галопом слетела по подножию холма и лихим наскоком смяла чудовищ. Крысоволки обратились было в бегство, но теперь людей стало заметно больше, и отпускать нечисть живой никто не собирался. К собственному удивлению, Джон не задумываясь принял участие и в этой части сражения. Забыв обо всем, он вместе с остальными промчался до самых вырубок, на скаку кромсая монстров, и только со второго раза услышал крик командира, призывающий вернуться назад.
Соединенный отряд поднялся к замку, пересек подъемный мост, и вот загрохотали цепи, отгораживая обиталище графа от враждебной ночи.
Замок еще далеко не был достроен, однако уже сейчас представлял собой неприступную крепость. Первым делом Томас Рэдхэнд возвел мощные стены и донжон, внутреннюю крепость. Воины и строители пока что жили в хижинах и бараках. Всюду по двору, между ямами и уже готовыми фундаментами, между кучами земли и начатыми стенами, высились кучи строительного хлама. Несмотря на поздний час, над многими крышами вился дым, где-то звенел кузнечный молот. Все население замка, вооруженное, собралось у ворот и под стенами. Теперь, видя, что опасность миновала, люди перенесли внимание на спасенных и разглядывали их со смешанными чувствами, как показалось Джону — удивления и неприязни.
Седобородый командир первого отряда подъехал к Джону и спросил:
— Кто вы такие?
— Мы… путники, — осторожно ответил тот.
— «Путники», — скривился седобородый. — Какого черта путникам делать в этих краях? Куда же вы держали путь?
Краем глаза Джон заметил, как нахмурилась Изабелла, — видимо, такое обращение с великим воином коробило ее. Навряд ли она позволит себе высказать то, что думает, но Джон, еще не успев выбрать манеру поведения, поспешил ответить:
— Мы ехали сюда. Ведь это, если я не ошибаюсь, замок сэра Томаса Рэдхэнда?
— А что, в этой дыре есть и другие замки? — фыркнул командир.
Света вокруг было достаточно, и он, отходя от горячки боя, уже внимательно разглядывал Джона. Выражение его лица при этом заставляло ожидать или диагноза, или приговора, без вариантов. «Сейчас назовет меня юродивым», — подумал молодой граф.
Однако командир вдруг смягчился.
— Вы славно держались, — сказал он. — Может быть, и правда… Ну да ладно, не моего ума это дело. Ставьте лошадей в конюшню, там о них позаботятся, и идемте со мной.
Джон с Изабеллой удивленно переглянулись, но послушались. Шагая по узким переходам донжона, мимо редких чадящих факелов, Джон размышлял над ситуацией. Странностей становилось все больше и больше. Перстень показывать не пришлось — хорошо это или плохо? Юродивым не назвали — приятно… Про костюмчик ничего не сказали. На Изабеллу смотрят как-то… нет, глазеют, конечно, но… вот оно — не как на красивую девушку.
И, наконец, про то, что из-за двух путников погибли четверо человек да еще несколько серьезно ранены, — ни слова. А ведь вертелось это на языке и у седобородого, и еще у некоторых поблизости.
— Куда нас ведут? — шепнула Изабелла, когда они поднимались по крутой винтовой лестнице.
— Не пойму, — пожал плечами Джон. — Но у меня такое впечатление, будто нас ждали.
И это было самое странное. Собственные слова вдруг словно подтолкнули что-то в голове, но, прежде чем Джон додумался до чего-то определенного, провожатый распахнул перед ними высокую дубовую дверь и объявил:
— Сэр Томас, двое путников здесь!
Джон и Изабелла вошли в довольно просторный зал, вдоль стен которого стояли грубо сколоченные столы и скамьи. Трепетали на легком сквозняке языки факелов. В противоположном конце зала стояло высокое кресло, в котором темнела массивная фигура хозяина. Дверь за спиной захлопнулась.
— Так вот ты какой, — негромко, но звучно сказал Томас Рэдхэнд и, поднявшись на ноги, двинулся навстречу вошедшим. Каждый шаг его отзывался гулким эхом, отчеканивая паузу между словами. — Мерзавец. Подонок. Нечистая тварь. Выродок.
И так далее. От кресла до двери умещалось около трех дюжин ругательств, но граф остановился в нескольких шагах от Джона. Лицо у него было как у статуи, столь же холодное и неприступное. Казалось, ничто, кроме тяжелого, душного гнева, не может выражаться на нем.
— Вот как выглядит жалкий негодяй, решивший продать мой замок какому-то иноземному шарлатану. Ничтожный червь, отказавшийся от своего рода. От всего, чего я добился своими руками, и, видит Бог, еще добьюсь, от всего, что я сделал и сделаю во славу благословенной Англии и своих потомков. Полоумный мешок свинячьих нечистот, и ты еще осмеливаешься смотреть мне в глаза после того, как оплевал мою память?!
А что еще оставалось делать, кроме как смотреть во все глаза? Изабелла — та старательно прятала взор, хотя, чувствовалось, наблюдала за происходящим не без интереса. Но на нее сэр Томас и не смотрел, он испепелял взглядом потомка.
— Подлый изменник, что ты можешь сказать в свое оправдание? Ничего! Даже твоя грязная совесть не выдержит такой чудовищной лжи! Подумать только, неужели этот жалкий юродивый и впрямь может принадлежать к моему роду?
Все-таки это слово прозвучало…
— Я ни за что не поверил бы мне, однако предзнаменования сходятся, — продолжал Рэдхэнд, слегка понижая голос. — К тому же я поклялся, что это ты, а уж своей клятве я верю. — Он сокрушенно покачал головой, еще раз оглядывая Джона с головы до ног. Плечи его слегка ссутулились, отчего он стал казаться очень старым. — Да, если бы я мне не поклялся, я бы мне ни за что не поверил. Однако до сих пор все свидетельствовало в пользу того, что я знаю, о чем говорю.
Брови у Джона и Изабеллы неудержимо ползли вверх. Основатель Рэдхэндхолла явно недоспал или переел. Логичнее было бы предположить кое-что иное, однако хмельного духа от него не исходило. Джону даже не так обидно стало за все поношения. Сэр Томас между тем продолжал:
