— А я и так знаю, — откликнулся Финн. — У меня сегодня был насыщенный сон.
— Правда? И чем же все кончится? — спросил Джон.
— Уверен, что хочешь знать? Так вышло, что мне известно кое-что о тебе, молодой граф, хотя и не все, конечно, далеко не все. Но у меня сложилось впечатление, что предопределенность тебе не очень-то по вкусу. Так действительно ли ты хочешь знать?
— Ты прав, мудрый старец, — вздохнул Джон. — Не говори ничего… Позавтракаешь с нами?
Финн глянул на него как на сумасшедшего:
— Спасибо за приглашение. Конечно, у меня сейчас только и забот, чтобы помереть с набитым брюхом.
— Извини, — пробормотал Джон, отходя от лежанки. Случалось ему в жизни сболтнуть нелепость, но чтобы такую…
— Ты и сам не наедайся, тебе через пару часов драться, — посоветовал Финн.
Уже? Неужели тайные тропы Пина настолько коротки?
Завтракали снаружи, под навесом, старик попросил подать ему Библию и не беспокоить. День выдался особенно светлый и радостный, но настроение жующих людей таковым назвать было нельзя. Вроде бы не так уж и много связывало их с Финном, и все же всем было грустно. Изабелла пару раз украдкой смахнула слезинки.
Что касается молодого графа, то он был мрачен сразу по нескольким причинам. Из всех походников он лучше всех мог понять Финна, многие годы прожившего не «просто так» и даже не ради каких-то личных целей, а только по властному велению Судьбы. О, вряд ли ему жилось плохо, скорее наоборот, однако не могла не тронуть сердце участь человека, вдруг обнаружившего, что вся цель его жизни — встретить еще не родившегося человека и обеспечить его разговор с давно не живым эльфом.
Упоминание Финна о скорой драке тоже не добавляло оптимизма. Джон не чувствовал себя готовым к бою. До сих пор дракон, уже ставший в сознании молодого графа вполне реальной величиной, был все-таки отдален временем и расстоянием. И вдруг нате вам — уже сегодня…
Драма приближалась к развязке, но теперь Джон понимал, что раньше не представлял себе ее сюжета, включавшего в себя, как выяснилось, уйму действующих лиц, из которых большая часть была не совсем тем, чем казалась. Аннагаир не эльф, а тень эльфа. Старая Кора — спасибо, хоть ее не довелось видеть! — не выжившая из ума ведьма, а былая владычица дум и сердец, могучая чародейка. Длинный Лук — не жалкий идиот, а опасный боец, предводитель чудовищной армии. Меч на поясе не клинок Рэдхэндов, а древний меч Света, или Правосудия, персонаж совсем другой истории. И даже он сам, граф Джон Рэдхэнд, оказывается, был участником не только событий, связанных с основанием собственного рода…
Все смешалось в его голове. Интересно, что же призрак ни словом не обмолвился о столь резких переменах в сюжете? Неужели он просто… не знал?
Похоже, его слова Бенджамину об изменении судьбы грозили обернуться правдой.
— Итак, друзья мои, — сказал он, когда все поели, — наступил решающий день. Все вы видите теперь, что будущее и впрямь туманно, а значит, не предначертание ведет нас, а собственная воля. Отбросьте же гнетущие мысли, и пусть каждый сделает то, что подсказывает ему сердце.
Он не стал присматриваться к реакции спутников — и так знал, что короткая речь будет воспринята неоднозначно. Что поделаешь, таково устройство средневековых мозгов: им спокойнее ощущать себя частью предначертания. Это путь, который ведет их имена в легенду, а заодно облегчает груз ответственности за свои поступки. Неважно. Эти люди все равно были дороги ему.
Как по заказу, явился Пин. На солнце он казался вяловатым и держался в тени. Бен и Гарри еще утром собрали пожитки — одобрительно кивнув, Пин скользнул в хижину и вышел, только когда кони были оседланы.
— Как Финн? — спросила Изабелла.
— Желает вам счастливого пути.
— Надо бы попрощаться…
— Он же ясно сказал: не беспокоить его! — отрезал Пин и скомандовал: — Вперед!
Отряд ступил под сень деревьев. Джон оглянулся в последний раз на хижину. Потом стена леса сомкнулась.
Изабелла оглядываться не стала. Качнув челкой, произнесла:
— Что за жизнь! Кругом одни призраки, умирающие и обреченные. Как это тяжело, оказывается, — жить в легенде… Ты прав, Джон, лучше не знать будущего. Кому как, а мне приятнее ехать с тобой просто потому, что я не хочу тебя бросать.
— Я рад, что ты поняла. Но давай прибавим ходу, мы отстали…
«Надо же, за одно утро две глупости сморозил, — подумал он через минуту. — Что мне стоило просто сказать Изабелле спасибо?»
Полог ветвей становился все плотнее, вскоре над тропой воцарился непроглядный сумрак. Ни единый лучик не пронзал его, и редко-редко можно было заметить короткий золотой проблеск вверху. Пин заметно оживился, но сегодня он был непохож на себя — говорил то отстраненно, то резко и отрывисто и ни к кому конкретно не обращался.
— Вообще-то в мире лесовиков не счесть. Я по молодости выбирался в далекие края, побродил по свету, но скажу прямо: такой жизни, как у нас, нигде нет. А все почему? Да потому, что здесь родина наша, отсюда Хранители лесов разбрелись по миру. А мир что — мир меняется, порой и оглянуться не успеешь. Люди — это вообще смех один, ровно бабочки-однодневки. Я их на своем веку столько перевидал, что и не упомню. Потому как всех запоминать, даже просто по именам, — того и гляди, кучу важных вещей позабудешь. Уж вроде бы эльфы, бессмертные, и тех не стало. А лес стоит… Да, вот вы думаете небось, я вас долго помнить буду? Да ничего подобного, и уж не обижайтесь, пожалуйста. Ну, может, вот сэра Джона через сколько-то там веков, положим, увижу да и припомню: э, да ведь мы уже встречались! А что, сэр Джон, не было ли такого на твоей памяти? Не помнишь, нет?
— Нет, Пин, только в благословенном тринадцатом веке увидел я тебя впервые, а до того даже не слышал.
— Как это — не слышал? Обо мне или вообще о Хранителях не знал?
— Знал, только из небылиц. Не обижайся, дружище, но я действительно не думал, что вы есть на самом деле.
— Так, — сказал Пин, помолчал, потом решил уточнить: — Но лес-то стоит в твоем веке?
— Конечно. Правда, он стал поменьше, но не слишком. Мы никогда не разрешали вырубок в нем.
— Не разрешали? Это хорошо. А про нас, значит, даже не слышал.
Джон не стал повторять ответа. Что-то не в духе был лесовичок. Около минуты тот шагал молча, а потом вернулся к прерванному рассказу:
— И кстати, очень многие Хранители, придя из других краев, остаются здесь. По большей части, конечно, поживут, наберутся опыта и уходят обратно, а есть такие, что и оседают. Вот и выходит, что нам, местным, до внешнего мира дела нет. Что бы там ни происходило, что бы кто ни придумывал на свою голову, а нас это не касается.
— И до каких пор вам не будет дела до того, что за опушкой творится? — не удержался Бенджамин от язвительного тона.
