Он вновь посмотрел на лагерь противника. Пока передовые отряды прощупывали оборону Дома Калу, остальные штурканы успели неплохо устроиться: по всей долине пестрели шатры из тонко выделанных шкур, изукрашенные какими-то дикими узорами и увенчанные вымпелами и хоругвями кланов. Было видно, что до сих пор через Тихий Лог тянутся повозки, но основные силы Дома Штурки и его союзников уже разместились в долине.
— Славно поразмялись, — крякнул невесть откуда взявшийся поблизости Раххыг. В узловатых лапах его покачивался окровавленный ятаган: в одном месте врагам почти удалось взобраться на стену, и он первый встретил их сверкающей сталью. — Но это все мелочи, а вот сейчас будет настоящее дело.
И впрямь новоприбывшие штурканы, как и их предшественники, не давая себе роздыху, уже строились для атаки. Не все, конечно, но из-за обилия движения в стане противника казалось, что не меньше двух третей их армии собирается идти на штурм.
На стене появились орчихи, они разносили еду и питье. Джок обратил внимание, что все они были вооружены и облачены, за неимением доспехов, в тяжелые кожаные жилеты — достаточно, впрочем, крепкие, чтобы поспорить с иными доспехами. Его тоже не обошли вниманием. Молодая, тоненькая орчиха, считавшаяся, наверное, первой красавицей своего племени, явно смущаясь, поднесла ему кубок с терпким, легким вином, от которого кровь заиграла в жилах.
— Женщины тоже будут драться? — спросил он, когда она отошла.
— Только если будет особая нужда, — невнятно прорычал Раххыг, разрывая клыками полоску солонины.
Свой «обед» Длинный Лук, вежливо приняв, положил в поясную сумку. До тех пор пока не оголодает настолько, чтобы не жалеть времени и челюстей на поединок с этой подошвой.
— А нужда, боюсь, придет, если Клахар не выдумает чего-нибудь этакого, — продолжил Раххыг, расправившись со своей трапезой. — Видишь, сколько их понабежало? Аж до кладбища расселись. Вон на том холме севернее Тихого Лога — там мы хороним своих. Для кого-то это ерунда, а я так считаю: кладбище не трожь, там орки лежат не чета нынешним.
— А может, точно такие же? — пожал плечами Длинный Лук. — У нас так все в одной земле лежат. Или вы хороните только лучших из лучших?
Раххг решительно мотнул головой:
— Все, кто ушел, стали лучше. Это шаг судьбы — схаас.
— Что такое «схаас», Раххыг? — спросил Длинный Лук. — Я все время слышу это слово.
— Потому что схаас — это все. Ты и госпожа Ракош — схаас, эта битва — схаас. Жизнь и смерть — схаас. Все, что суждено, предсказано или не предсказано. Все, на чем лежит печать Судьбы… Нет, твоим языком не объяснить господин, уж не сердись.
«Занятное слово, — усмехнулся про себя Длинный Лук. — Что бы ни случилось, все можно им объяснить. У нас чуть что, каждый рад искать крайнего, а у них просто говори: схаас! — и все успокоятся…» Нет, несмотря на иронию в мыслях, Джок чувствовал за этим словом какую-то неясную, но могучую силу. «Я — схаас? И вся моя жизнь?» Ему припомнилась цепочка событий, которая привела его на стены Дома Калу. С чего все началось? С похода за сокровищами лепрекона? Нет, с чужака, с юродивого. Или с убийства Волчьего Клыка? Или с первого поцелуя Истер? Так можно дойти и до мига собственного рождения. А ведь была же и другая цепочка — та, что отдала доспехи Рота в руки старой ведьмы. И еще цепочка — к ней же приведшая Истер…
Все — схаас. И то, что каждая цепь еще куется — тоже схаас. Джок улыбнулся:
— Не беспокойся, Раххыг, я отлично понял тебя.
Ему даже показалось, что он понял нечто большее. В ту минуту, глядя на рвущуюся вверх по склону орду, он подумал о том, что, может быть, тот же Раххыг не понимает слово «схаас» во всей его полноте: он сжился с этим словом, привык к нему как к воздуху, но едва ли задумывался над тем, волен или не волен он отделить цепь своей судьбы от других, либо сплести с теми, что нужны ему. Вдруг стали ясны и опасения Истер насчет доспехов Рота — Джок словно собственными глазами видел, как малы звенья его цепи рядом со звеньями наследия Рота, как легко он может вковатъся в чужую цепь…
Ну нет, это не для королей! Ибо король сам разделяет и свивает цепи. И если сейчас жажда боя закипает в нем, то лишь потому, что это согласно с его личной потребностью, с его шагом судьбы.
«Хочешь омыться кровью? — мысленно обратился он к своему доспеху. — Тогда служи мне верой и правдой».
Доспех не ответил. Признал волю хозяина — или просто не снизошел к стрекотанию смертной букашки?
Время покажет…
— Смотри, Длинный Лук, — оскалился Раххыг. — Впереди идут урсхины. Когда-то мы научили их, на свою голову, одной штуке…
В первых рядах двигались рослые орки со стальными обручами на головах и большими наплечниками на левом плече у каждого. Бежали они попарно, держа в лапах длинные шесты. Лучники на стенах подняли оружие, но, прежде чем урсхины показали «калунскую штуку», их опередили массы штурканов с приставными лестницами — вдруг прибавив скорость, они вырвались вперед, отвлекая внимание от урсхинов. Им и достались первые стрелы. Штурканы бежали, неся над головами щиты, и все же падали один за другим, но вот из толпы атакующих защелкали ответные выстрелы. Калунские лучники прятались за зубцами стены и били почти наугад, хотя промахнуться было трудно.
Три стрелы клюнули Длинного Лука в грудь и в плечо, отскочили, жалобно зазвенев. От четвертой он едва увернулся, спасибо, чутье помогло, иначе в лучшем случае лишился бы половины лица. Ему тоже пришлось встать за один из зубцов. Теперь и Вздохи Тьмы летели реже, однако Джок не беспокоился, понимая: это дело будет решаться не стрелами.
Волна штурканов подкатила к стене. Вниз полетели камни, глиняные сосуды с маслом и горящие угли с жаровен. Несколько лестниц стукнулись о край стены. Калуны сбросили их при помощи багров, но многие поплатились за это жизнью: поток стрел и булыжников из пращ снизу не ослабевал. Все новые лестницы возникали между зубцов, штурканы стремительно поднимались по ним.
Длинный Лук убрал Дыхание Тьмы и сомкнул пальцы на рукояти меча.
— Смотри! — крикнул ему Раххыг, указывая вниз.
Джок увидел, как замешкавшиеся на первый взгляд урсхины, выбрав момент, вновь устремились вперед. И случилось невероятное. Первый орк в каждой паре, опираясь на шест, побежал по стене с такой же легкостью, с какой до этого бежал по земле!
— Ловко? — ухмыльнулся Раххыг, выпрямляясь. Он словно восхищался врагами. Ну да, ведь эту «штуку» выдумали сами калуны.
Около дюжины урсхинов мигом оказались на стене. Вот первый из них прыгнул, опрокинув сразу двоих калунов. Удар ногой — и угли из перевернутой жаровни на мгновение задержали орков справа от урсхина, на тех, что слева, он набросился сам. Еще один его соплеменник, взбежав на стену, был пронзен хопьем, зато третий, увернувшись от летящего к его шее ятагана, ткнул своим коротким прямым клинком противника в пах, другого оглушил ударом небольшого щита.