Неожиданно вступила в разговор сидевшая рядом с консулом помощница:
— Вы хотите сказать, что кто-то убивает членов определенной группы туристов?
— Я ничего не думаю. Я просто констатирую факты.
— А почему же была убита девушка не из вашей группы? — продолжала свои расспросы помощница консула.
— Я не участник шоу «Битва экстрасенсов», знать этого не могу, — съязвил я.
Айнур что-то быстро перевела обоим полицейским — видимо, наш разговор, происходивший между мной, консулом и его помощницей. Выслушав девушку, полицейские закивали, а лысый Улуч Туран что-то сказал своим высоким голосом, и девушка тут же перевела:
— И все-таки из ваших слов становится ясно, что вы считаете, будто всех этих людей кто-то убил. Кто, по вашему мнению?
Господи, до чего же наивные люди эти полицейские!
— Да если бы я знал, кто убивает, — ухмыльнулся я, — то давным-давно скрутил бы преступника и притащил его в полицейский участок.
— Но у вас же есть какие-то подозрения на этот счет?
Может быть, и есть, но делиться ими ни с кем не собираюсь. Я приподнял две руки и скрестил их, показывая таким образом, все, баста, разговор на этом закончен.
— Но почему, Игорь Степанович? — удивленно произнес консул.
— Да потому, что я не хочу иметь дело с турецкой полицией! Меня запросто могут обвинить в убийстве этих людей, а я не желаю сидеть в тюрьме в далекой Турции, если уж я в чем-то виноват, пусть меня посадят в России, в родную российскую тюрьму. Свои уголовники мне как-то ближе.
— Да кто же вас и в чем может обвинить? — удивился Владимир Алексеевич.
Кажется, разговор заходил в тупик. Я повернулся к полицейским и напористо проговорил:
— Извините, если у вас больше вопросов нет, можно, я пойду загорать? Я все-таки в отпуске.
Вопрос мой, переведенный на турецкий язык, отправился к стражам порядка и вскоре вернулся ответ, переведенный Айнур:
— Вы пока свободны, Игорь Степанович, а когда понадобитесь, вас вызовут. Но мы бы попросили вас в течение часа оставаться в номере.
— Хорошо, — сказал я, поднимаясь. — Вопросов нет. — И, откланявшись, покинул кабинет хозяина отеля.
Извращенцы
Было ясно: полицейские предложили мне находиться в номере, потому что не хотели, чтобы я встречался с Михаилом, с которым мог сговориться насчет того, какие показания ему следует давать. Что ж, раз турецкая полиция хочет, чтобы я сидел в номере, посижу — Бурмистров не дурак, скажет все как надо. Да и на пляже делать нечего, дело близится к обеду, так что самое время принять душ и отдохнуть перед приемом пищи. Я выждал положенное время, сходил пообедать, потом вернулся в номер и пару часиков повалялся на кровати под кондиционером, пялясь в телевизор, и даже, кажется, вздремнул.
Мой второй выход к морю состоялся в четыре часа дня, а в пять ко мне подвалил протрезвевший майор, хмурый, как небо в ноябре, в России, разумеется. Он не сел, а грузно упал на соседний лежак и, глядя тоскливым взглядом страдающего от похмелья человека, спросил:
— Ну, и о чем там с турецкой полицией шел разговор?
Я коротко поведал Бурмистрову о моей беседе с местными полицейскими и поинтересовался:
— А ты что им сказал?
— То же самое! — буркнул майор.
— И ты как полицейский полицейским не рассказал им о своих подозрениях, о странностях, которые творятся вокруг нас? — удивился я. — О том, как мы с тобой узнали, каким способом был убит Люстрин? О том, как была по ошибке отравлена Лебедева?
— Нет, — покачал головой майор и подозрительно посмотрел на меня: — А ты почему не сказал им обо всем этом?
Я кашлянул в кулак и, найдя наиболее разумное объяснение своему поведению, произнес:
— Потому что мы находимся в иностранном государстве, я не знаю местных порядков, побоялся запутаться и сам загреметь в полицию в качестве подозреваемого. Я думал, ты все полицейским объяснишь, ты же профессионал и лучше ориентируешься в обстановке.
— Вот как? Я думал, твоим поступкам есть иное объяснение, — ухмыльнулся майор.
— И какое же? — выражая взглядом абсолютную невинность, поинтересовался я.
— А это у тебя надо спросить, — с некоей загадочностью произнес он, словно знал истинные мотивы моих поступков.
По-прежнему продолжая выражать невинность младенца, я ответил:
— У меня не было никакого умысла, а не стал я признаваться полицейским по одной причине, которую тебе уже высказал.
— Ну, не сказал, и ладно, — махнул рукой Бурмистров. — У меня тоже не было особого желания вмешиваться в работу турецкой полиции, зарабатывать себе лишнюю головную боль. Пусть сами расследуют преступления, совершенные на их территории.
— Может быть, я и согласился бы с тобой, если бы дело не касалось нашей личной безопасности. Тебе не кажется, Миша, что мы, все оставшиеся в живых из нашей группы, подвергаемся риску быть убитыми?
— А ты думаешь, турецкая полиция сумеет нас защитить?
— Хочешь сказать, спасение утопающих — дело рук самих утопающих? — натянуто улыбнулся я.
— Все может быть, — как-то неопределенно ответил Бурмистров.
И как позже выяснилось, не только Бурмистров и я не желали сотрудничать с турецкой полицией — никто из членов нашего «про`клятого» коллектива не рассказал полицейским всех обстоятельств гибели Люстрина и Лебедевой (подробности смерти Студенцовой им не были известны). И на то, возможно, имелись свои причины: либо каждый, как и я, боялся оказаться в роли подозреваемого, либо членов нашей группы объединяла какая-то тайна, и они не хотели, чтобы она вышла за пределы определенного круга, потому и помалкивали, с покорностью жертвенных ягнят дожидаясь своей участи и пытаясь внутри своего коллектива вычислить убийцу, который убивает их, не останавливаясь ни перед чем.
Бурмистров пошел искупаться, вернулся и расслабился на лежаке. Неожиданно в шортах майора, которые он положил на пластмассовый табурет, зазвонил мобильник. Он как-то удивленно взглянул на меня, мол, кто это вдруг ему звонит, привстал, потянулся к шортам и вытащил из кармана телефон. Взглянув на него, удивился еще больше. Затем нажал на кнопку соединения, приложил трубку к уху и сказал бодрым голосом:
— Да, товарищ полковник.
Динамик у мобильного телефона был громким, однако разобрать, что именно говорили на том конце, было невозможно. Ясно лишь, что говорили отрывисто, недовольно и сурово.
— Да ничего не происходит, товарищ полковник, — произнес Бурмистров и тут же добавил: — Нет, происходит, конечно, четыре трупа тут у нас образовалось. — Слушая, что отвечает на это полковник, он стал мрачнеть на глазах. — А что я могу сделать! Территория иностранного государства. Я не имею права вмешиваться в ход следствия. Да меня никто к нему и близко не подпустит.
