— Про Рожкова слушать будете? — как ни в чем не бывало спросил Степан.
— Сейчас, — буркнул Гуров.
Ему пришлось опять идти в ванную, чтобы не только умыться холодной водой, но и напиться прямо из-под крана. Вернувшись, он сел к столу и сказал:
— Давай!
— Итак, в 1993 году Егоров продал свою половину дома и уехал в Москву. Тут новые соседи стали приставать к Рожкову с просьбой продать им и его половину. Уезжать он вообще-то не хотел, потому что по жизни трус страшный, но врачи ему сказали, что для его позвоночника будут очень полезны грязи и сероводородные ванны. Ездить по курортам ему было не на что, и он решил перебраться поближе к ним насовсем. Трус трусом, но с домом он не продешевил, причем заплатили ему в долларах. Приехал он в Минводы, купил там себе полдома и нашел работу по специальности — бухгалтером. С болячкой его стало сначала немного полегче, так что он даже женился, дети пошли — у него их трое, а вот потом скрутило его всерьез — даже на костыли пришлось встать. А денег на операцию, которая была ему остро необходима, не было, потому что на детей все средства уходили. И вдруг в конце 2003 года встретил он на улице Георгия Александровича Иванова, более известного ему как Жорка Грозный. Рожков, как и все подростки, им всегда восхищался и сам не поверил своему счастью, когда тот его узнал. Иванов сказал, что приехал туда лечиться, но о подробностях, как относительно своего здоровья, так и жизни своих родственников, не распространялся.
— Значит, Иванов первым нашел Рожкова, посмотрел, как тот живет, и понял, что колье у него нет, потому что ради жизненно необходимой ему операции тот мог бы несколько камней из колье вынуть и продать, — подытожил Гуров.
А Степан продолжил:
— Рожков пригласил его в гости, они посидели, выпили, поговорили об общих знакомых, в том числе и о Егорове. Увидев, насколько у Рожкова серьезные проблемы с позвоночником, Иванов, зная, кто был в этом виноват, пообещал найти Егорова и «ноги ему вырвать» — цитирую дословно. Рожков ему не очень поверил, но, когда через пару месяцев ему от Егорова стали приходить ежемесячные денежные переводы на сумму десять тысяч рублей, готов был Иванову ноги целовать, да вот только найти его нигде не смог. А уж когда ему пришел персональный вызов из московской больницы, где ему по квоте должны были сделать операцию, то от счастья чуть с ума не сошел. Операция прошла успешно, но он первое время продолжал пользоваться костылями — врачи велели. Егорова в Москве он найти сумел и слезно благодарил, а тот дал ему денег и сказал, что свой долг перед ним выполнил и они квиты. В городской квартире Егорова он действительно был и жену его видел. А вот его попытки узнать у Егорова, где ему найти Иванова, чтобы поблагодарить, успехом не увенчались — Егоров сказал, что давно того не видел и ничего о нем не знает. Сейчас у Рожкова со здоровьем все в порядке. Он выразил скромное удивление по поводу того, что Николай смог достичь таких высот, но не более. По Рожкову все. Что касается Иванова, то его ищут с сегодняшнего утра, из архива подняли его личное дело офицера, по адресной базе и всем прочим пробивают, но результатов придется подождать. Лазарю Коху были предъявлены для опознания несколько фотографий, среди которых были Рожкова и Иванова. Кох уверенно опознал Иванова как того мужчину, что заказывал копию колье. И еще. Тесть связался с Дворянским собранием, но человека, который мог бы внятно ответить на все вопросы, сейчас в России нет. Он вернется в воскресенье, так что встретиться они смогут только в понедельник. У вас будут какие-нибудь поручения? — вежливо спросил Савельев.
Уже немного успокоившийся Гуров только тяжело вздохнул, но потом все-таки ответил:
— Иди, Степан. Какие могут быть поручения, если от меня сейчас уже ничего не зависит? Будут новости, приезжай.
Парень ушел, а Гуров, чувствуя себя разбитым, лег на диван и уставился в потолок. Сейчас, когда злость на Степана уже прошла, он мог, пусть и только самому себе, признаться в том, что тот был прав — мы действительно сами кузнецы своего несчастья, потому что, будь на месте Марии другая женщина, он избежал бы очень многих неприятностей в своей жизни.
Он лежал и вспоминал свою жизнь с Марией с момента их первого знакомства до последнего времени, потому что раньше у него как-то просто не было для этого времени. И чем дальше он размышлял, тем больше убеждался в том, как же прав был Пушкин, когда написал: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Он, Гуров, был полицейским конем-трудягой, а вот Мария — не столько трепетной, сколько легкомысленной ланью, которая, присоседившись к везущему тяжелый воз коню, бежит себе рядом, беззаботно посматривая по сторонам, и при этом периодически взбрыкивает, уверенная в том, что этот конь-дурак из любой беды ее вытащит, а значит, ей ничего не грозит. И стало Гурову до того горько и больно, что впору заплакать, да вот разучился как-то. Погруженный в эти тягостные размышления, Лев даже обрадовался, когда приехал Степан — все не один в доме. Но, увидев его выражение лица, мигом забыл обо всех своих мыслях и жестко спросил:
— Так! Что случилось?
— Странные события имеют место быть, — начал тот. — Я сейчас прямо от отца. Он мне позвонил и попросил, чтобы я приехал и забрал игрушки, которые он купил внукам, и это при том, что я собирался завтра утром отвезти детей к нему.
— Короче можешь? — не выдержал Гуров.
— Могу! Я, естественно, приехал, а там Крячко, и глаза у него квадратные. В общем, Орлова сегодня утром вызвал к себе Рыбовод и орал на него в голос по поводу того, что он и Крячко скрывают вас от следствия, а это может значить только то, что вы действительно виноваты, а он никого покрывать не намерен. А пока надрывался, показал Петру Николаевичу записку интереснейшего содержания. Итак, если вы, Лев Иванович, сегодня же вечером не приедете к нему домой, то в понедельник он своей властью разгонит вашу теплую компанию, не буду уточнять, к какой именно матери.
— Вечером домой? — переспросил Гуров. — Значит, дело серьезное и где-то что-то по-крупному горит. Надо ехать.
— А если там засада? — предположил парень.
— Не тот Андрей Сергеевич человек, чтобы на такое пойти, — покачал головой Лев.
— Так ведь и приказать могли, — стоял на своем Степан.
— Нет, — уверенно заявил Гуров. — Он нашел бы способ выкрутиться.
— Ох, погубит вас доверчивость, — покачал головой парень. — Ладно! Едем! Но со всеми правилами конспирации.
Представив себе, какое выражение лица будет у замминистра, когда он увидит Гурова небритым и черт-те как одетым, Лев, несмотря на всю серьезность момента, не выдержал и хмыкнул. Пока Гуров собирался, Степан вышел на кухню, откуда кому-то позвонил, так что встретились они уже в коридоре.
— Ну, с богом! — сказал парень, когда они уже были в машине, и тронулся с места.
Дорога много времени не заняла — Москву Степан изучил досконально и ехал такими улочками и переулками, где люди о пробках даже не слышали. И вот они подъехали к дому Рыбовода. Гуров вошел в подъезд, а Степан остался ждать его в машине. Лев, конечно, предполагал, что теплый прием его вряд ли ждет, но Рыбовод встретил его, будучи в бешенстве. В квартире стояла какая-то испуганная тишина, и даже огромный невероятно пушистый сибирский кот Ермак, обычно ведший себя в доме как хозяин, предпочел не нарываться. Сейчас он скромно лежал в стоявшем в коридоре персональном домике, где виднелся только кончик его рыжего хвоста. Замминистра кивком показал Льву в сторону кухни, даже не предложив раздеться, и уже там, не скрывая бушевавшей в его душе ярости, но стараясь все-таки не орать, спросил:
