— Степа! Ну не у пивного же мы ларька! Держи себя в руках!
— Так ведь сил же нет! — гневно воскликнул тот.
— Одолжить? — невинного поинтересовался Гуров.
Степана это несколько отрезвило, и он больше не ругался, но периодически стонал и скрипел зубами. Так с перерывом на обед с неизменными таблетками до и после еды они просидели до вечера, а потом Лев сказал:
— А теперь меня нет дома. Не трогать меня ни под каким предлогом.
— Все ясно, Гуров думать будет, — сказал Степан, но на кухню не ушел, а, достав какую-то книгу, начал читать.
Лев же сидел и мысленно выстраивал схему взаимоотношений тех людей, о которых он узнал из видео- и аудиозаписей. Конечно, он понимал, что исчерпывающей картины представить не сможет, но он должен был выжать из этой информации максимум того, что она могла дать. Он сидел, вставал, ходил по комнате настолько погруженный в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Ему мало было перечислить факты, каждый из них он должен был подкрепить соответствующим доказательством, для чего нужно было держать в памяти все то, что он узнал, а то иначе придется постоянно нырять в коробку и копаться среди дисков, чтобы не только указать его номер, дату и место записи, но и привести наиболее весомые цитаты из разговора. Продумав схему, Лев перешел к самому докладу, решая, с чего начать, в какой последовательности излагать факты, а чем закончить. Когда Степан сунулся было к нему по поводу ужина, Лев просто остановил его взмахом руки, а взгляд у него при этом был настолько отрешенный, что парень, слегка испугавшись, решил оставить его в покое. Потом Гуров в таком же задумчивом состоянии начал раскладывать диски в той последовательности, в какой они могут ему потребоваться при написании доклада, и, только закончив, вроде бы очнулся и посмотрел вокруг осмысленным взглядом.
— Четыре часа утра, сэр! — тут же встрял Степан. — Чего желаете? Очень поздний ужин или очень ранний завтрак?
Гуров посмотрел на часы — Степан не шутил. Лев прислушался к себе: есть вроде бы не хотелось, спать тоже, и он сказал:
— Приготовь мне лучше чай покрепче, а я работать сяду.
— Что предпочтете, сэр? Кремацию? Или традиционные похороны? — вроде бы шутливо спросил парень, и Гуров, выражая недовольство, поморщился — уж очень невысокого пошиба была шутка, но тут Степан взорвался: — Лев Иванович! Когда вы как лунатик по комнате рассекали, я молчал. Когда вы ужинать отказались, стерпел. Но сейчас вы у меня выпьете все таблетки и ляжете спать! Хотите сдохнуть? Ваше право! Но без меня! Вы что, еще не поняли, что вчера чуть кони не двинули?
— Брось! — отмахнулся Лев. — Просто Рыбовод на меня наорал, и у меня подскочило давление — не мог же я орать в ответ на замминистра?
— Это не вчера началось, Лев Иванович, — стоял на своем парень. — Вы уже больше недели живете в состоянии стресса, а это бесследно не проходит! Вы жжете нервы, как будто их у вас немереные запасы, а инфаркт, между прочим, с вами, может быть, уже на соседней подушке спит.
Вряд ли парень имел в виду Марию, но Гуров воспринял его слова именно так и тоже взорвался:
— Оставь меня в покое со своей заботой! Мое здоровье — это мое личное дело! Ты здесь для чего? Чтобы мне помогать! Вот и приготовь мне чай, а таблетки засунь сам знаешь куда! Я сказал, что сяду работать, и сяду! Все! Я жду чай!
Степан обиделся, причем всерьез — он действительно искренне переживал за Гурова. Ни слова не говоря, он пошел на кухню за чаем, а Лев поставил ноутбук на стол и начал работать. Увлекшись, он забыл обо всем, писал, переписывал, редактировал, убирая шероховатости в тексте, и шлифовал стиль, как будто собирался с этим докладом претендовать на Букеровскую премию. Дав сначала общую картину существовавшей преступной схемы, он начал прописывать ее по пунктам, подтверждая каждый свой вывод соответствующими фактами, то есть номером и датой записи. Некоторые диски ему пришлось все-таки прослушать еще раз, чтобы привести в тексте точные выражения собеседников. Он работал как автомат, а Степан только и делал, что подносил ему все новые и новые бокалы чая — он решил, что если человек хочет умереть, то его ничто не остановит.
Наступил уже новый день, а, судя по тому, что Гуров не сбавлял темп, он и усталости не чувствовал. Попытка подсунуть ему хотя бы бутерброд не увенчалась успехом, потому что, чтобы его съесть, нужно было хоть на время перестать печатать, а Лев этого сделать уже не мог — он изо всех сил старался закончить доклад как можно быстрее. Ему казалось, что как только он поставит последнюю точку, с него тут же упадет невероятной тяжести ноша, состоявшая из отвратительных по своей циничности фактов коррупции, прямого подкупа и беззастенчивого разворовывания бюджетных средств. Причем все это происходило в масштабах, превосходивших его воображение. А уж участвовавшие во всем этом люди были ему омерзительны больше, чем все вместе взятые преступники, которых он только встретил за свою жизнь. Увидев, как он откинулся на спинку стула, Степан с надеждой спросил:
— Все?
— Нет, нужно еще обоснование для задержания Егорова написать, — не глядя на него, ответил Гуров и снова принялся печатать.
Был уже вечер, когда он наконец закончил и, отодвинувшись от стола, устало произнес:
— А вот теперь все! Забирай!
— Ну наконец-то вы поедите, — решительно сказал Степан, но Гуров помотал головой:
— У меня на это уже нет сил — кончились! Теперь только спать! — Он буквально дополз до дивана и упал на него, не раздеваясь, но еще успел сказать: — Спасибо тебе большое за чай — ты мне очень помог.
Гуров уже забыл о том, что наорал на парня. Его перегруженный информацией мозг требовал немедленного отдыха, Лев, опустошенный, истративший до последней капли все свои силы, просто ничего не соображал. Степан хотел напомнить ему, что нужно выпить таблетки, но Гуров уже спал. Да не просто спал — он выключился. Понимая, что добром для Льва Ивановича такое перенапряжение кончиться просто не может, парень, которому нужно было срочно отвезти материалы и документы тестю, и поэтому дежурить возле Гурова он не мог, вызвал из соседней квартиры охрану.
— Слушай сюда! Я сейчас уеду и вернусь, как только освобожусь, а ты оставайся здесь. Глаз с Льва Ивановича не спускай. Если вдруг ему станет плохо с сердцем, чего я не исключаю, сделаешь ему наш укол и тут же вызовешь нашу «Скорую», а потом позвонишь мне. Все ясно?
— Шурган, может, его лучше сразу в больничку? — предложил подчиненный Савельева.
— Да ты посмотри, как он спит, — кивнул в сторону Гурова Степан. — Он почти двое суток на ногах! Причем не книгу читал и не телевизор смотрел, а работал. Его же сейчас никакими силами не разбудишь и не поднимешь. Пусть отдохнет сколько получится, а, может, бог даст, и обойдется. Ну а я постараюсь вернуться как можно скорее.
Степан собрал все исходные материалы, какие только были в квартире, забрал ноутбук и уехал, а охранник, закрыв за ним дверь, сел в кресло и, периодически посматривая на Гурова, стал спокойно ждать. А что? Дело привычное! По сути — та же засада, но только в более комфортабельных условиях.
