Но где же Ксения? Почему она молчит?!! Уже два часа прошло…
Все это время Павел провел у себя в комнате, не в силах даже видеть кого-то из рептилоидов. Он боялся сорваться.
Давно прошло время обеда, но голода Павел не ощущал. Какая, к черту, еда!
Он уже прошел пару километров, наматывая круги по своей комнатушке. И теперь застыл на кровати сведенной пружиной, ожидая звонка Ксении. Или контакта.
Но чего он меньше всего ожидал, так это стука в дверь. Негромкого, но заставившего Павла буквально взвиться над кроватью. Вот только визитов ему и не хватало! Особенно если принесло Ламина. Или, не дай бог, Шипунова…
Тогда он точно не сможет сдержаться.
— Я занят! — крикнул он в сторону входной двери. — Приходите попозже!
— Павел, это я.
Слабый, еле слышный шелест вместо голоса. Но Павел узнал.
И в следующее мгновение оказался возле двери, а еще через секунду на его руки почти упала измученная Ксения.
Во всяком случае, выглядела девушка именно так — словно пробежала долгий и трудный марафон: глаза запали, черты лица еще больше заострились, на висках блестели капельки пота. И на ногах она держалась с трудом, всей тяжестью повиснув на руках Павла.
Он бережно довел девушку до кровати, уложил, а потом вернулся и торопливо закрыл дверь. И уже со стаканом воды в руке снова подошел к кровати:
— На, попей.
— С-спасибо, — слабо улыбнулась Ксения, взяла протянутый стакан, но руки тряслись так, что половина воды выплеснулась на покрывало. — Ой, извини…
— Перестань! — Павел решительно отобрал стакан и присел рядом с девушкой. — Давай помогу.
Он приобнял Ксению за плечи и, поддерживая ее на весу, помог напиться. А когда та благодарно кивнула, выдохнул:
— Что произошло? Почему ты здесь?! Что-то с Моникой? Ты не смогла…
— Успокойся, — грустно усмехнулась Ксения, пытаясь освободиться от его руки, — я сделала все, что обещала. Макс сейчас у моего отца, а твой Дворкин уже, скорее всего, громит дом Шипунова, освобождая Монику.
— Правда?!
— Ну, эсэмэску с адресом я ему скинула около часа назад, когда убрала из дома Макса. Так что…
— Но почему не сразу, не два часа назад, когда мы договорились?
— Потому что не хочу, чтобы кто-то из моих соплеменников пострадал. Вряд ли твои друзья стали бы церемониться с Максом и остальными, разве не так? Поэтому я и увела сначала Шипунова и его охрану, а потом уже связалась с Дворкиным.
— А Моника? Как там она, не знаешь?
— Извини, но на это моих сил уже не хватило. Думаешь, легко было гипнотизировать отца? Он ведь один из самых сильных среди нас, — Ксения всхлипнула и отвернулась, пряча появившиеся в уголках глаз слезы.
А Павел почувствовал себя редкой скотиной. Эта девушка пошла против отца ради спасения своей соперницы, вымоталась до состояния тени, бедняжка, а он еще и претензии предъявляет!
Волна раскаяния и жалости затопила Павла, он наклонился над Ксенией и снова обнял ее, ласково и нежно.
— Прости меня, Ксюша. И — спасибо тебе за все! Ты очень хорошая…
Договорить он не успел — девушка вдруг развернулась и прильнула к нему всем телом, прижалась лицом к его шее и горячо зашептала:
— Я все для тебя сделаю, Пашенька! Все, что захочешь, ты только скажи! Я помогу и отца твоего спасти! И пусть от меня потом отвернутся все наши — ты только скажи! Только дай знать, что я тебе нужна, пусть на часок, пусть даже ценой моей жизни — я все сделаю ради тебя! Ты только скажи…
И Павел буквально утонул в волне безумной страсти и нежности, в волне чужого желания, самопожертвования, любви.
И не откликнуться на зов волны не смог…
На какое-то время он вообще утратил способность рассуждать и видеть, это было временное помешательство, что и как там происходило, Павел потом никогда не мог вспомнить.
Но ощущения неприязни, когда разум вернулся к нему, не было. И вид обнаженного тела Ксении рядом отторжения не вызывал. Желания, правда, тоже.
Единственное, что он ощущал, одеваясь, — стыд.
Стыд за эти свои постельные шалости, в то время как отец и Моника…
Его со спины обвили тонкие руки, а в ухо еле слышно прошелестело:
— Спасибо. Это счастье останется со мной навсегда.
— Не надо, — глухо произнес Павел. — Не надо об этом. Ты же знаешь…
— Знаю, знаю, все знаю — ты любишь Монику. Но мне хватило моего кусочка счастья, пусть и украденного! Ты не вспоминал о ней, когда был со мной, вот что для меня главное! И пусть это больше никогда не повторится, но это было!
— А зачем ты пришла, кстати? За этим? За платой, так сказать?
Павел произнес это и тут же страдальчески поморщился — так грубо получилось. И тонкие руки тоже соскользнули с его спины, а тихий голос укоризненно произнес:
— Зачем ты так?
— Прости. Это я от растерянности и злости. Злости на себя. Не знаю ведь, что с Моникой, отец там, а я…
— Так я и пришла из-за Кульчицкого! Я услышала, как мой отец приказал не особо церемониться с ним, главное — результат. И на завтрашнее утро назначен какой-то опасный и болезненный эксперимент. Я решила прийти и помочь тебе освободить твоего отца сегодня. Вот только силы не рассчитала немного… Но знаешь, сейчас, после нашего… после… ну, в общем, сейчас я снова многое могу! Словно ты стал донором силы!
Надеюсь, только силы…
Да нет, ничего другого и быть не может! Не может быть общего потомства у разных рас! Не стоит об этом и думать.
Сейчас главное — отец. Если бы точно знать, как там Моника…
И, словно услышав его мысли, Ксения продолжила:
— Сейчас я даже смогу снова связать тебя с Моникой. Или с Дворкиным. С кем хочешь?
Конечно, с Моникой! Хотя… Нет, только не через Ксению. В данный момент это неправильно.
— Давай с Дворкиным.
Глава 40
— Так, сейчас настроюсь.
К спине Павла снова прильнуло тонкое тело, оно по-прежнему было обнаженным. И на этот раз он ощутил дискомфорт. Нет, ему не было противно, но…
Захотелось как минимум надеть рубашку, а еще лучше — джемпер. Поплотнее одежду, чтобы не чувствовать шероховатость чешуи…
Но он ничего не сказал и не отодвинулся. Ничего, потерпит, сейчас главное — Моника. Узнать, как она там, рядом ли уже Дворкин, можно ли ему, Павлу, идти спасать отца?
Павел очень надеялся, что Ксения не уловила этот негатив в свой адрес. После происшедшего между ними девушке будет еще больнее ощущать это, гораздо больнее, чем до сближения…
