Вытирая слезы платком, женщина подытожила:
– Так вот в жизни бывает. Пророческими последние слова Андрея оказались! Одолела их работа… Дочка моя очень из-за потери отца переживала. Учебу забросила, целыми днями в комнате сидела, отцовские подарки перебирала. То меня, то Алиску кляла на чем свет стоит. Потом кое-как выправилась. Но со мною так холодной, далекой какой-то, и осталась… – Надежда тяжело вздохнула.
Мы долго молчали.
– Поздно уже, – сменила тему Надежда, – домой вам пора. Да и я устала. Тяжко это – прошлое ворошить.
– Скажите, где сейчас живет семья Оськиных? – направила я разговор в интересующее меня русло.
– Какая там семья! Одна Настька и осталась. Дочь сбежала от нее через год после смерти Петра. Сын по дурной дорожке пошел. Да и Настька не лучше… Забулдыгой она стала. Года три тому назад, когда нас выселять с насиженных мест-то стали, ее первую подписали на выселение. А Настьке – что! Бутылку ей дай – так она любую бумажку подпишет.
– Вы знаете ее новый адрес? Или хотя бы в какой район тогда жильцов выселяли?
– Кто ж этого не знает? Всех в одном направлении и переместили. В городе такой дом один. В народе его зовут – Высотка.
Я взглянула на дядю Сашу, спрашивая глазами: знает ли он это место? Он кивнул.
– Номер квартиры ее вам известен?
– Не интересовалась. Этаж знаю: третий. Настька гордилась этим фактом. На каждом углу трещала, что теперь выше всех нас будет, с третьего этажа, мол, на мир смотреть веселее! А какое веселье вдове без детей и без внуков? – Надежда снова вытерла набежавшие слезы.
У меня возникла одна идея. Я решила проверить эту догадку.
– Мне бы хотелось дождаться возвращения вашей дочери. Нежелательно оставлять вас одну в таком состоянии. – Я испытующе посмотрела на женщину.
– Долго ждать придется, – вздохнув, ответила та. – Не приедет она. В моем доме Лизуша – редкий гость. Каждый выходной жду, ее жду… Надеюсь, может, приедет? А ее все нет. Вот и сегодня напрасно прождала. И вы зря тут просидите.
– Елизавета живет в городе?
– В Актобе. Живет и работает.
– Ваша дочь замужем?
– Живет с каким-то… мне не докладывает. В гости не зовет. Сама лишь изредка приезжает.
– Мне нужен адрес и телефон Лизы, – сказала я.
– Адреса я и сама не знаю, а телефон – не дам! Хоть что со мной делайте! – голос Надежды снова зазвучал воинственно, но через минуту, немного смягчившись, женщина добавила: – Пойми меня, дочка: ведь это – последняя ниточка, связывающая меня с Лизушей. Дам я тебе сейчас номер – и больше никогда ее не увижу. Она у меня нрава-то крутого. Обидится, и все – вычеркнет человека из своей жизни! Не могу я на это пойти…
Голос хозяйки упал до шепота. Настаивать на своем после этих ее слов было невозможно. Но последний вопрос я все же задала:
– Когда вы виделись с дочерью в последний раз?
Прежде чем ответить, женщина тяжко вздохнула.
– Три месяца и восемь дней тому назад, – глухо произнесла она.
Подсчитывать сроки ей не пришлось, память услужливо выдала нужные числа. Я поднялась. Дядя Саша встал с дивана следом за мной. Мы направились в прихожую, сами открыли дверь и вышли из дома. Надежда так и осталась сидеть неподвижно, не сделав попытки проводить нас.
Оказавшись на улице, я не сразу села в машину. Необходимо было все обдумать. Что, если убийца Алисы – дочка Надежды и Андрея Егоровых? Мать сказала, что у девушки крутой нрав… Что, если она уже давно не живет в Актобе, а перебралась в Тарасов? У матери Лиза не появлялась больше трех месяцев. Времени для того, чтобы сменить место жительства, предостаточно. Как узнала, где искать Алису? Вопрос. Но ведь могла же каким-то образом узнать? Вполне. И мотив имеется. Давняя ненависть к девушке могла перерасти в желание отомстить. Надо было настоять на своем и вытребовать номер ее телефона у матери. А по номеру легко определить, где в настоящее время находится человек. Для специалистов это не проблема.
Эх, только потянула я за ниточку, а она возьми и выскользни из рук. Правы были кости: желание найти виновного в смерти девушки задерживается с исполнением. Придется посетить мать Алисы. А если визит не внесет ясности, вернусь к Надежде и как-нибудь выведаю у нее телефон ее драгоценной Лизуши.
Я села в машину. Дядя Саша терпеливо ждал указаний.
– До Высотки долго добираться? – задала я вопрос.
– Не то чтобы очень, – ответил дядя Саша, – только время-то уже позднее. Не лучше ли на завтра визит отложить? Как говорится, утро вечера мудренее. Поспишь, отдохнешь, а утром и отправимся к несчастной матери. Новость у тебя больно уж для ночи неподходящая.
Я сразу вспомнила, что для дяди Саши версией моего появления в городе служит поиск родственников погибшей девушки – исключительно для того, чтобы сообщить им печальную новость. Подумав, я согласилась, что время для встречи и правда неподходящее. Если мать Алисы – такая беспробудная пьяница, как расписала Надежда, появляться у нее поздним вечером не имеет смысла. Она наверняка уже не в состоянии вымолвить ни слова. Утром запасусь жидкой «валютой» и нанесу гражданке Оськиной официальный визит.
– Поехали домой, дядя Саша, есть охота страшно!
Дядя Саша повеселел и, пообещав мне царский ужин, покатил к родным пенатам.
* * *
Дома дядя Саша решительно отверг мое вялое предложение помочь ему с приготовлением ужина, заявив, что он привык кулинарить в одиночестве. Я несказанно этому обрадовалась. Честно говоря, повариха из меня никудышная. А все замысловатые рецепты приготовления изысканных кулинарных шедевров, кроме скуки, никаких чувств в моем сердце не пробуждали. И почему некоторые женщины находят что-то приятное в том, чтобы часами стоять в душной кухне, обливаясь потом у плиты, вымерять положенное количество граммов сыпучих продуктов, до ломоты в суставах вымешивать всевозможные соусы, доводя их до подходящей консистенции? А потом наблюдать, как плоды твоего многочасового труда исчезают в чужих желудках за считаные секунды, чтобы через пару часов встретиться с белым «керамическим монстром»! Нет, это не для меня!
Получив официальное освобождение от кухонной повинности, я прошла в комнату и рухнула на диван. Тело благодарно откликнулось на долгожданную возможность расслабиться. Мозг тоже был не прочь предаться безделью, но вот ему я такого счастливого шанса не предоставила. Мысли мои крутились вокруг личности Елизаветы Егоровой. Вопрос о том, каким образом девушка могла узнать, где сейчас живет Алиса, не давал покоя. Зная всю подноготную прошлой жизни погибшей, Лиза запросто могла воспользоваться этим, чтобы запугать Алису до полусмерти. Только записка в этом случае выпадала из общего ряда фактов. Подпись «К» не хотела никаким боком пристраиваться к Елизавете. А что, если в детстве ее дразнили каким-то обидным прозвищем на букву «К»? Мой мозг, находясь в полудреме, начал подбирать соответствующие прозвища. Копуша, Кощей, Клушка, Квашня, Квазимодо, Кегля… Незаметно для себя я задремала. Очнулась оттого, что дядя Саша тряс меня за плечо. Я сонными глазами уставилась на него, не понимая, в чем дело.
