Пендер встал и подошел к его кровати. Крот лежал, закрыв глаза, маленький и хрупкий, как ребенок, и прерывисто дышал. Что же они натворили? Они не думали, что так получится.
— Эй, Крот, — позвал Пендер и тронул его за плечо. — Ты слышишь?
Веки Крота дрогнули и приоткрылись.
— Пендер, — слабо улыбнулся он.
— Слушай, нам нужно ехать в Цинциннати. Это значит, что врача мы сможем тебе найти не ранее завтрашнего вечера. Ты продержишься?
— Конечно, — кивнул Крот. — Делайте, что нужно.
— Нет, Крот, я серьезно. Давай без героизма, а? Если надо, мы отвезем тебя в больницу.
— В больницу? Чтобы меня там арестовали?
Пендер оглянулся — Сойер и Тиффани внимательно слушали.
— Лучше пусть арестуют, чем мы тебя похороним.
— Ерунда! — Крот в отчаянии попытался встать. — Принесите еще аспирина, и я продержусь два дня.
— Ты уверен?
— Я обещаю. — Крот повернулся к Тиффани: — Дай-ка мне ноут, крошка.
Тиффани положила ноутбук ему на впалую грудь, и Крот застучал по клавишам.
— Что ты делаешь? — спросил Пендер.
— Мы должны уехать за границу, верно? Как только Мэри будет с нами, мы сваливаем.
— А сейчас-то что ты делаешь?
— Сейчас я связываюсь с одним знакомым в Цинци. За два дня он успеет сделать нам паспорта и номера соцстрахования.
— Отлично, — сказал Пендер. Крот незаменим. Если они потеряют его, им конец.
Подмигнув Тиффани, Крот спросил:
— Какое имя ты себе выбираешь, красотка?
Назавтра они встали ни свет ни заря, погрузились и выехали, чтобы избежать пробок в час пик. Пендер вел машину, Сойер сидел рядом, играя ручкой настройки радио, Тиффани дремала на заднем сиденье возле Крота. Пендер вздрагивал, если видел патрульную машину, поскольку не был уверен, что их не выслеживают. «Это все равно что держать в руке гранату с вырванной чекой, — думал он, — одно неверное движение, и тебе оторвет голову».
В Колумбусе они остановились заправить бак и перекусить, а затем продолжили путь в Цинциннати. Солнце уже клонилось к западу, тени стали длиннее. Сойер, найдя радиостанцию, передающую альт-рок, стал отбивать ладонью ритм на колене и вдруг потянул носом и повернулся к Пендеру:
— Слушай, Пендер, отчего такая вонь? Готов поспорить, что ты выбрал самую вонючую тачку из всех, что были у дилера.
— Это в целях безопасности, братишка, — улыбнулся Пендер.
— Теперь понятно, почему копы нас не сцапали, — их отпугнул запах.
— Ну ты у меня умница.
— Вот черт, я лучше сяду в тюрьму, чем еще посижу в этой помойке.
— Это ты загнул, — усмехнулся Пендер. — Не болтай ерунды.
Так они и ехали — Сойер барабанил по коленям в такт музыке, а Пендер крутил баранку, считая встречные фуры, пока за окном проплывали плодородные пашни штата Огайо. Потом Пендер спросил:
— Как тебе вся эта история?
— Это проделки Бенетью. — Сойер перестал барабанить. — Хейли и все такое. Но знаешь, если эти типы думают, что мы, как бараны, сдадимся им в обмен на Хейли, то они глубоко ошибаются.
— Мы ведь никогда не бывали в таком положении, приходится действовать чисто по наитию, — печально заметил Пендер.
— Так или иначе, мы никого не сдаем.
— Мы сами лезем в ловушку. Они вооружены до зубов, — вздохнул Пендер. — А у нас толком нет ни оружия, ни опыта. Но и выбора тоже нет — нам позарез нужны пятьдесят штук.
— В том-то и дело, — криво усмехнулся Сойер.
64
Убийство первой степени. Два похищения. Покушение на убийство. Попытка похищения. Агент ФБР с нескрываемой радостью зачитывала ей список, издевательски подмигивая и подчеркивая каждое слово. Дочитав до конца, Уиндермер сказала:
— Поверь мне, дорогая, это еще не все. Следствие продолжается, и мы повесим на тебя еще не одно дело.
Мэри старалась не слушать и не реагировать, чтобы лишний раз не доставлять своей мучительнице удовольствие. Она и так знала, что, пока ее возят с места на место и таскают по допросам, список обвинений растет. И чувствовала, что силы ее на исходе. Ее решительность быстро таяла, потому что ни Пендер, ни адвокат до сих пор не объявились. Она поняла, что должна будет нести ответственность в одиночку.
Когда Мэри позволили позвонить домой из офиса в Детройте, родители отказались с ней разговаривать. Она позвонила второй раз — трубку взяла сестра. Услышав ее голос, Мэри на секунду вернулась к жизни, но сестра была тверже камня.
— Мамы и папы нет дома, — заявила она.
— Марни, пожалуйста, мне надо с ними поговорить.
— Нет, — отрезала Марни. — Как ты не понимаешь, что едва не погубила их? Они просто раздавлены. На них страшно смотреть. Отец постарел на десять лет, а мать все твердит, как ты ее обманула. О чем ты думала, Мэри?
— Дай мне с ними поговорить, прошу тебя.
— Нет, Мэри. Извини. И больше не звони сюда. — Сестра бросила трубку.
Первое судебное слушание прошло как в тумане. Мэри едва различала судью, прокурора и назначенного ей адвоката. Это была хорошо одетая женщина средних лет — Глория Уоллис, ассистент главного госзащитника, как она представилась. Она отчаянно и напрасно спорила с прокурором, отстаивая право Мэри быть выпущенной под залог.
Потом Уоллис извинялась с огорченным видом, будто и вправду хотела помочь, а Мэри воспринимала все происходящее словно репортаж по телевизору, не имеющий к ней отношения. Но когда ее снова отвели в камеру и заперли, она очнулась.
Нет, она не может сидеть в тюрьме двадцать лет. Это невозможно. Она умрет в этих стенах. Ее тело не выдержит, и она умрет. Или найдет способ покончить с собой. Она не вынесет одиночества в течение двадцати лет — по меньшей мере. Ей вообще могут дать пожизненный срок. А ребята, конечно, сейчас далеко. Где-нибудь на пляже в Таиланде потягивают фруктовые коктейли и тратят деньги, которые она помогла им заработать. Они свободны. Ей не стоит о них беспокоиться, пора побеспокоиться о себе.
— Заткнись, — вслух сказала Мэри. Эхо отдалось в стенах камеры и ее барабанных перепонках.
Но этот тоненький голосок продолжал нашептывать ей в ухо. Он не оставлял ее даже тогда, когда Мэри легла на жесткую койку, пытаясь уснуть. Ее сопротивление постепенно ослабевало, она уже была готова сдаться, поверить его обещаниям.
И утром, когда ассистент генерального госзащитника явилась к ней в камеру, чтобы начать подготовку к следующему слушанию, и завела речь о заключении соглашения со следствием, Мэри не велела ей заткнуться. Голосок у нее в голове — адвокат дьявола — за ночь окреп, набрал силу, и, хотя ей становилось тошно при мысли, что она может предать ребят, она отдала ему микрофон и позволила говорить от ее имени. И вместо того чтобы послать Глорию Уоллес куда подальше, Мэри снова отключилась, глядя на себя со стороны и слыша, как она произносит:
