— В том-то все и дело, что нет. В цеху была еще одна сотрудница, когда я вернулась с обеда и сказала Таньке, что сняла с карточки зарплату, но потом Кашкина, как назло, вышла.
Ну кто бы сомневался!
— И сколько с тебя теперь коллекторы требуют? — поинтересовалась я.
— Почти в два раза больше — девятнадцать тысяч с копейками, — дрожащими губами произнесла Нина, будто речь шла о миллионах. — Я даже не знаю, где мне взять эту сумму. Я ведь мать-одиночка. Моей зарплаты еле-еле хватает на жизнь. Юля в садик недавно пошла. Знаешь, сколько я за него плачу? Ползарплаты, остальное — «коммуналка» сжирает. На еду уже ничего не остается, спасибо, мама не дает с голоду умереть, как получит пенсию, сразу продукты покупает. В общем, для меня подарить Левичевой девятнадцать тысяч — это все равно что в петлю залезть. Я даже маме об этом не могу рассказать.
— Пилить будет? — понимающе спросила я.
— Если б только это, — обреченно вздохнула Нина. — Она расстроится, а ей нельзя — у нее сахарный диабет. Боюсь, что у меня на нервной почве тоже какие-нибудь болячки начнутся. Меня ведь коллекторы уже затерроризировали. Звонят и звонят, а с недавних пор и домой приходить стали, причем то поздно вечером, то рано утром. Я матери сказала, что это какая-то ошибка, что меня с другой Соловьевой перепутали. Но, по-моему, она не слишком мне поверила.
— А как коллекторы себя ведут, когда приходят?
— Интересуются, когда я долг выплачивать начну, угрожают судом. Но ведь это Таньку надо судить за обман, а не меня. Я вот сегодня взяла на работе отгул, пошла в их контору, чтобы поговорить с начальством, объяснить, что Левичева — наглая обманщица, аферистка, но меня даже слушать там не стали, — убитым голосом говорила Соловьева. — Я только и думаю что об этом долге — с утра до вечера. Даже если ночью просыпаюсь, то первым делом о нем вспоминаю.
— Нина, ты не решишь проблему, если будешь круглосуточно о ней беспокоиться.
— Полина, а что мне еще делать? — во взгляде моей собеседницы была полная безысходность.
Но сколько раз я видела этот взгляд! Такая же безнадега была в ее глазах, когда вдруг обнаруживалось, что она забыла дома тетрадку с домашней работой или спортивную форму.
— Нина, тебе надо благодарить судьбу за то, что она дала тебе этот урок, и впредь больше не допускать подобных ошибок, — не удержалась я.
— Ты еще издеваешься надо мной, да? — вспыхнула Соловьева и взялась за ручку двери. — Да, Казакова, не ожидала, что ты станешь настолько циничной.
— Циничной? Я собиралась дать тебе денег, а ты меня в циники записала?
— Ты собиралась дать мне деньги? — Нина повернулась ко мне. — Ты это серьезно?
— Конечно, я не настроена шутить.
— Сколько ты мне можешь дать? — заинтересовалась моя однокашница.
— Всю сумму.
— Спасибо, конечно, — проговорила Соловьева, несколько придя в себя от моего неожиданного предложения, — но я не могу столько взять. Мне ведь все равно придется тебе отдавать долг, а мне нечем. Какая разница, кому я буду должна — тебе или еще кому-то?
— А разве я хоть слово сказала об отдаче?
— Но зачем тебе просто так выбрасывать на ветер такую огромную сумму — почти двадцать тысяч рублей? Это же почти моя месячная зарплата.
— Нина, считай, что с моей стороны это просто благотворительный жест.
— Благотворительный? Ну, судя по машине, ты не бедствуешь. Только меня все равно будет тяготить, что я тебе должна…
— Повторяю — ты мне ничего не будешь должна. — Я достала из сумки кошелек и вынула оттуда четыре новенькие пятитысячные купюры. — Возьми, пожалуйста.
Соловьева робко протянула к ним свою руку и после секундного колебания взяла деньги.
— Полина, у меня нет слов. Мне тебя сама судьба послала. Я просто не могу поверить, что такое возможно. Неужели это происходит в реальности? — Нина уставилась на банкноты, разложенные веером, не веря своим глазам. — Нет, это просто чудо какое-то!
— Если существуют такие наглые люди, как Таня Левичева, то должны существовать их противоположности, — философски заметила я. — Это не чудо, а закон равновесия черного и белого.
— А что, есть такой закон? — Нина удивленно вытаращилась на меня.
— Есть, — подтвердила я.
— А я почему о нем раньше не слышала?
— Не знаю.
— Ладно, пойду, прямо сейчас расплачусь. Даже не верится, что этот кошмар скоро закончится.
— Погоди, — задержала я ее.
— Полина, ты что, передумала? Я так и знала! — досадливо воскликнула Нина.
— Посмотри на себя. — Я отогнула перед ней солнцезащитный козырек с зеркальцем. — Тебе надо привести себя в порядок. Возьми в бардачке влажные салфетки.
Соловьева нерешительно открыла его, взяла лежащую с краю упаковку, вынула одну салфетку и стала вытирать тушь со своего лица.
— Нина, не забудь забрать документы.
— Какие документы? Откуда? — растерялась Соловьева.
— Расписку Левичевой, справку о том, что ты погасила всю задолженность, как перед ней, так и перед коллекторской фирмой, включая основную сумму долга, проценты за ссуду, штрафы, пени, неустойки. Ну и, разумеется, квитанцию о том, какую именно сумму ты внесла, тоже не забудь взять.
— Полина, а мне бы и в голову все это не пришло. Нет, про свою расписку я помнила, а вот про другие бумажки даже не подумала. Слушай, а пойдем со мной, — жалобно попросила меня однокашница. — Я ведь обязательно что-нибудь перепутаю.
— Нина, я, конечно, могу с тобой пойти, но не хочу этого делать. Ты должна сама закрыть этот вопрос. Понимаешь, именно са-ма, — по слогам произнесла я последнее слово. — Это нужно для тебя самой же, чтобы впредь не наступать на подобные грабли.
— Хорошо, я попробую.
— Нет, Нина, ты не попробуешь, ты пойдешь туда, — я повернула голову в сторону фирмы «Долгофф», — с твердой уверенностью, что все сделаешь так, как надо. И повтори, пожалуйста, какие документы тебе должны там дать.
— Расписку, которую я написала Таньке полгода назад…
— Так, — кивнула я.
— Квитанцию, — робко произнесла Соловьева.
— Все правильно, — ободряюще подтвердила я. — Что еще?
— Не помню, — призналась Нина после некоторых раздумий.
— Запоминай — справку о том, что ты больше ничего не должна ни Левичевой, ни коллекторской фирме, — напомнила я. — И не забудь проверить, чтобы там поставили сегодняшнюю дату, подпись ответственного лица с ее расшифровкой и печать.
— Как же все это сложно, — посетовала моя однокашница. — Может, я завтра туда пойду?
— Почему завтра?
— Я так ужасно выгляжу!
