— Это не вино, — ответил отец.
— Тогда что же?
— Лекарство.
— Лекарство?
— Лауданум, — пояснил Беккер.
— Господи, — выдохнул комиссар.
Казалось, воздух в помещении сгустился. Я одновременно услышала и почувствовала донесшийся с востока грохот. Задребезжали стекла.
— Что это было? — вскрикнула Маргарет.
— Взрыв, — коротко ответил Беккер.
Маргарет вскочила со стула и собралась бежать к выходу.
Я встала у нее на пути.
— Нет. Нас не должны увидеть.
— У Райана ничего не вышло, — покачал головой комиссар.
— Это еще неизвестно, — парировал отец. — В доме на Греческой улице остались следы нескольких бочонков с порохом, а взрыв мы услышали только один.
— Достаточно будет и одного взрыва.
Беккер встал у окна и осторожно выглянул наружу.
— В воздухе летают искры. Ветер несет их с востока. Но возможно, этого недостаточно, чтобы вспыхнул пожар на весь город. Думаю, именно на это и рассчитывал Бруклин.
— А много и не нужно, — заметил пессимистично настроенный комиссар. — Такой сильный ветер быстро разнесет пламя.
Словно в подтверждение его слов, на улице завыл ветер. Стоявшая рядом со мной Маргарет тихонько заплакала.
— Де Квинси, думаю, вы ошибаетесь и он здесь не появится, — сказал Мэйн. — В доках сейчас царит суматоха. Бруклину будет не так-то просто улизнуть оттуда.
— Ум лишен способности забывать, — подчеркнул отец. — Бруклин просто помешан на своем прошлом. Быть может, он и сам не подозревает, что хочет сюда прийти. Но я не сомневаюсь: если у него будет такая возможность, он обязательно явится на то место, где прежде находилась лавка Марра.
— Сам не подозревает, что хочет сюда вернуться? — поднял брови комиссар. — О чем это вы?
— Да, мистер Де Квинси снова сбивает вас с толку, — ответил Беккер. — Он уже убеждал меня, что порой люди совершают какие-то поступки, хотя сами не понимают их причины.
— Как, например, я поддался на ваши просьбы и теперь сижу здесь в ожидании неизвестно чего, хотя мог бы организовывать преследование преступника.
В лавке надолго воцарилась тишина. Лишь периодически отец нарушал ее, открывая бутылочку с лауданумом и отхлебывая из нее.
— Мне нужно идти, — объявил комиссар. — Если лорд Палмерстон узнает, что я действовал с вами заодно, вместо того чтобы исполнять свои прямые обязанности, он потребует моей отставки.
— Чрезвычайно важно, чтобы вы остались, — настойчиво сказал отец. — Нам лорд Палмерстон не поверит, но к вам он прислушается.
— Может и не прислушаться. Помните: я ведь должен буду обвинить ни много ни мало начальника его охраны, человека, который вроде бы спас ему вчера жизнь.
— Отец, на улице кто-то есть.
В лавке стало неестественно тихо.
За окном материализовалась человеческая фигура. Высокий мужчина стоял спиной к нам и смотрел на бывший магазинчик Марра.
— Там же стоял и Джон Уильямс сорок три года назад, — простонала Маргарет. — Он следил, как я закрываю дверь и ухожу по поручениям.
Мы все потихоньку придвинулись к окну. Я держала Маргарет за руки, чтобы она случайно не выдала нас резким движением.
Оставаясь спиной к нам, мужчина вышел на середину улицы. Я заметила, что он хромает. Руки он прижимал к груди, как будто был ранен.
— Вы подготовились, Маргарет? — спросил отец.
— У меня была для этого целая жизнь.
Высокий мужчина тем временем склонился вправо — видимо, так легче было переносить боль.
Хотя я видела его через окно и со спины, я чувствовала, как он буквально впился глазами в здание, где раньше помещалась лавка Марра.
В восточной стороне загудели полицейские трещотки.
Мужчина склонил голову в том направлении, борясь с желанием убраться отсюда.
Отец открыл дверь и позвал:
— Джон Уильямс?
Мужчина развернулся к нам.
— Джон Уильямс, это вы?
— Кто со мной говорит?
При свете луны я разглядела, что правая сторона его пальто выпачкана в темной жидкости.
— Да, вы Джон Уильямс. Вас я бы узнал где угодно.
— Вы меня с кем-то путаете.
— Это невозможно.
Вдруг из темноты, сгустившейся за фонарными столбами, раздался женский голос:
— Джон Уильямс!
К нему присоединился другой:
— Джон Уильямс!
И еще один:
— Джон Уильямс!
— Кто вы? — крикнул мужчина.
Из противоположной стороны прилетел голос еще одной женщины:
— Джон Уильям-сын!
И другие подхватили:
— Джон Уильям-сын!
Теперь крики женщин доносились беспрерывно, из разных мест.
— Джон Уильямс!
— Джон Уильям-сын!
Внезапно одно «заклинание» сменилось другим. Женщины все вместе завопили:
— Сын Джона Уильямса! Ты — сын Джона Уильямса!
Бруклин не выдержал и поспешно захромал в западном направлении, к Тауэру, который служил условной границей между нищенским Ист-Эндом и приличной частью города.
Но ему почти сразу пришлось остановиться. Шеренга констеблей выступила из темноты и, рассредоточившись по всей ширине улицы, двинулась к Бруклину. Лучи фонарей были направлены ему прямо в глаза. Отец специально проинструктировал полицейских, чтобы они оставались в засаде, пока женщины не заведут свою «песню».
Бруклин развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел перед собой другую шеренгу. Полицейские так же растянулись от одного края улицы до другого и светили фонарями прямо в глаза попавшему в западню полковнику.
А женщины продолжали надрываться:
— Джон Уильямс! Джон Уильям-сын! Сын Джона Уильямса!
Затем крики прекратились.
Констебли тоже остановились. И только ветер продолжал мчаться вдоль по улице.
А в темной лавке отец повернулся к Маргарет и спросил:
