— Ах, об этих, — произнес художник как ни в чем не бывало.
— Вы знаете об этих убийствах? — воскликнул изумленный комиссар. — Откуда? Вы слишком молоды и в одиннадцатом году еще не родились.
— Разумеется. Я прочитал о них на прошлой неделе.
— Прочитали? — Беккер был удивлен не меньше комиссара.
— В эссе «Убийство как одно из изящных искусств».
— О чем вы, черт побери, говорите? — спросил Райан.
— О любителе опиума. О Томасе Де Квинси.
— Всем известно, кто такой Де Квинси. Но какое он имеет отношение к…
— В пятницу я делал его портрет для нашей газеты. Сейчас выходит в свет сборник его произведений. Он встречался с журналистами, чтобы о нем напечатали в газетах и тем самым способствовали росту продаж книг. Недостойно это, если хотите знать мое мнение. Но когда этот Любитель Опиума вел себя достойно?
— Я по-прежнему не…
— Эссе «Убийство как одно из изящных искусств». Это другая книга, совсем не то что рассказы о курении опиума. Ну и поскольку я его рисовал, то решил почитать, сам узнать, из-за чего такой ажиотаж.
Словно ставя точку в повествовании, бородатый художник поднес ко рту фляжку, отхлебнул и сказал:
— Де Квинси писал не только о своем пристрастии к опиуму. В этом эссе он описывает убийства, совершенные на Рэтклифф-хайвей.
— Что?
— Он снова и снова возвращается к ним. Это самая кровавая книга, которую я читал в своей жизни. Мне после нее снятся кошмары. Он приводит столько отвратительных подробностей, что можно подумать, Де Квинси сам там был.
Глава 5
ВЕЛИЧИЕ УБИЙСТВА
Патерностер-роу получила название в четырнадцатом веке, из-за того что на этой улице хорошо было слышно, как монахи поют «Патерностер»
[7]
в расположенном поблизости соборе Святого Павла. В те времена в лавках на Патерностер-роу продавали религиозные тексты и четки. Но к 1854 году здесь сосредоточился центр лондонского издательского мира. В шесть часов утра (как раз прозвонили колокола в соборе, пробуждающие добропорядочных граждан и созывающие их на утреннюю службу) Райан и Беккер вышли из полицейского экипажа.
Было еще темно, но туман рассеялся, и полицейские увидели по обеим сторонам улицы огромное количество книжных лавок. Многие принадлежали книгоиздателям, которые в дневные часы выносили на улицу столы и предлагали прохожим свою продукцию. Однако в шесть часов утра в воскресенье глупо было надеяться обнаружить работающую лавку, поэтому Райан и Беккер просто пошли вдоль по улице, стуча во все двери в надежде, что кто-нибудь из торговцев здесь же и живет.
Наконец в одном из домов открылось окно второго этажа, и наружу высунулся заспанный старик.
— Что за шум?
— Вы здесь работаете? — крикнул Райан.
— Да. Убирайтесь.
Старик собрался закрыть окно, но инспектор поднял руку.
— Полиция. Нам нужно с вами поговорить.
— Полиция?
Хотя это заявление, похоже, произвело на владельца лавки должное впечатление, прошло несколько минут, пока он спустился со второго этажа и открыл входную дверь. Старик был одет в пижаму и ночной колпак. Белая борода курчавилась на запавших щеках.
— Эти колокола и так громко трезвонят, а тут еще вы стучитесь, — проворчал он.
Надевая трясущимися руками очки, старик откровенно недоумевал, что констебль в форме делает в обществе подозрительного типа с рыжими волосами, которых не могла полностью скрыть легкомысленная кепочка.
— Любитель Опиума, — сказал Райан.
— Томас Де Квинси? — Старик проигнорировал инспектора и его поношенное пальто и обратился к Беккеру, щеголявшему в новенькой форме: — А что вас интересует? Здесь вы его не найдете. Встреча с ним проходила в субботу.
— Мы ищем книги, которые он написал.
Старик снова не обратил внимания на Райана и продолжил, глядя на констебля:
— Они хорошо расходятся. У меня осталось всего несколько экземпляров.
— Нам нужно прочитать их, — сообщил Райан.
— По воскресеньям мы не работаем. — Старец упорно игнорировал инспектора и общался исключительно с Беккером. — Но вы приходите после службы. Для констебля я сделаю исключение.
— Нет, мы прочитаем их сейчас.
Райан оттер владельца лавки плечом и прошел внутрь.
Страницы переплетенного в кожу тома необходимо было разрезать. Беккер с трудом скрыл удивление, когда инспектор задрал штанину, вынул нож из закрепленных на ноге ножен и принялся за книгу.
— Будьте осторожны, — взмолился смирившийся с неизбежным старик. — Покупатели очень требовательны к тому, как разрезаны их книги. И скажите, констебль, с каких пор арестантам дозволяется иметь при себе ножи?
— Это не арестант. Инспектор полиции Райан.
— Ирландец.
Старик кивнул с таким видом, будто его подозрения полностью подтвердились.
— Расскажите нам, что собой представляет книга «Убийство как одно из изящных искусств», — попросил Райан.
— Сдается мне, вы знаете побольше моего.
Инспектор впился в старика взглядом, и тот поднял руки вверх.
— Если вы говорите об этих эссе Де Квинси…
— Об этих? — уточнил Райан. — Де Квинси написал не одно эссе об убийстве?
— Три. И все они содержатся в этой книге, которую вы пытаетесь изуродовать. Де Квинси просто наслаждается своими убийствами.
— Убийствами?
— Написав «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», он пообещал, что следующая книга будет называться «Исповедь убийцы».
Полицейские разинули рты.
— Но вместо книги об убийствах он написал три эссе на эту тему, — открывая книгу, сообщил старик.
Пораженные Райан и Беккер узнали о мужском клубе, в котором читались доклады о самых громких преступлениях человеческой истории. Клуб носил имя Уильямса, в честь Джона Уильямса, человека, обвиненного в двух групповых убийствах на Рэтклифф-хайвей.
— Господи! Вы только посмотрите, как Де Квинси воспевает убийства, — сказал Райан. — Вот: «Самое грандиозное из когда-либо совершенных. Его гений просто поражает».
— И здесь! — воскликнул изумленный Беккер и процитировал: — «Самое потрясающее в этом столетии. Равных ему не было и не будет. Гений. Все прочие убийства бледнеют в кровавых отблесках этого».
— Этот Де Квинси, похоже, сумасшедший.
Полицейские узнали от старика, что последнее эссе Де Квинси об убийствах было опубликовано буквально в предыдущем месяце. В нем Любитель Опиума на пятидесяти страницах в красочных, кровавых подробностях рассказывает о совершенных Уильямсом групповых убийствах. Несмотря на то что с тех пор прошло уже сорок три года, описание было настолько ярким, что казалось, будто убийства случились предыдущей ночью.
