По ночам он регулярно просыпался от кошмаров. Его преследовали видения костей и трупов, они кружились в безумном танце, точно в наркотическом видении. Лица убитых им людей напоминали маковые коробочки, которые взрывались, и вместо крови из них вытекала густая белая жидкость.
Громкий стук выдернул «художника» из очередного кошмара. Он рывком вытащил из ножен кинжал, скатился с койки и приготовился отразить возможное нападение.
Стук повторился.
Кто-то стоял на улице и колотил в дверь.
Еще не пришедший полностью в себя после воспоминаний об индийской преисподней, «художник» ползком обогнул койку, перебрался через скомканные газеты и оказался возле маленького окошка спальни — такого крошечного, что сквозь него не смог бы пробраться даже ребенок. Тем не менее на окошке имелась решетка.
«Художник» приоткрыл занавеску и уставился в непроглядную тьму за стеклом. Стук не прекращался. Он отодвинул щеколду, распахнул окно и выглянул наружу. Под газовым фонарем он разглядел частично скрытого туманом человека.
— Что вам нужно? — крикнул «художник».
— Вас призвали!
Глава 13
ИНКВИЗИЦИЯ
На улице Грейт-Скотленд-Ярд клубился туман. Торопясь оказаться в тепле, констебль открыл дверь с надписью «Управление полиции Лондона» и прошел в коридор, который освещали газовые лампы на стенах. Здесь он снял перчатки и потер озябшие руки.
Слева на скамье в неудобной позе сидела пожилая женщина, голова ее была откинута и упиралась затылком в стену. Глаза были закрыты, а рот, напротив, открыт. Констебль подошел ближе, предположив, что женщина, возможно, мертва. Но в следующую секунду заметил, что грудь слегка поднимается и опускается.
На левой щеке у нее виднелся старый шрам от ожога.
Вошедший повернулся к сидящему за конторкой полицейскому и спросил:
— Что она здесь делает?
— Явилась четыре часа назад. Сказала, что хочет говорить с инспектором Райаном. Дескать, у нее есть сведения об убийствах.
— О которых? Субботних или сегодняшних?
— Не угадал. Об убийствах, которые были совершены сорок три года назад.
— Сорок три года назад? Ха-ха. Вроде поздновато сообщать сведения о них.
— Она утверждает, будто знает про те убийства что-то такое, что поможет нам раскрыть нынешние.
— Бедняжка. Ты погляди на нее. Она уже слишком старая, чтобы ясно мыслить, и путает прошлое с настоящим.
— Я спрашивал, что же она хочет сообщить нам, а она все одно талдычила: что ей очень стыдно, что она не в силах повторять это несколько раз и вообще не уверена, что может все рассказать мужчине, а не женщине.
— Ну, поскольку женщин-полицейских у нас нет, ждать ей придется долго. Как думаешь, чего может стыдиться женщина в таком возрасте?
Продолжение дневника Эмили Де Квинси
Поскольку на улице по-прежнему толпились возбужденные горожане и податься больше было некуда, инспектор Райан и констебль Беккер разместили меня и отца в комнате на втором этаже. Одеяла на кровати были смяты, отсюда следовало, что комната прежде была обитаема. Вероятно, здесь жил хозяин таверны. Впрочем, меня это мало беспокоило: я еще плоховато соображала из-за действия наркотика, к тому же накопившаяся усталость пересиливала отвращение от мысли, что придется спать в постели убитого человека. Из подушек мы соорудили на полу спальное место для отца. Райан и Беккер легли спать в другом месте. Не придавая значения тому, что внизу находятся несколько трупов, я провалилась в сон.
Внезапно я пробудилась от какого-то шума.
Стучали кулаками.
Стучали во входную дверь.
Одно из эссе отца называется «О стуке в ворота у Шекспира („Макбет“)». В нем уделяется подробное внимание эпизоду, когда Макбет и его жена вдруг осознают чудовищность совершенного ими преступления. Леди Макбет говорит, что «перестала быть женщиной», а «сам Макбет забыл, что рожден женщиной». Время, кажется, остановилось, так же как остановилось биение их сердец. Но внезапный стук в ворота выводит обоих из оцепенения. Пульс Вселенной вновь начинает биться, а Макбет и его жена неотвратимо двигаются навстречу своей судьбе.
Так вот, когда я проснулась от стука в дверь таверны, я испытывала подобные же ощущения. На короткий промежуток времени, пока я спала, мне удалось забыть обо всех ужасах трех последних дней, о тюрьме, об уснувших вечным сном людях внизу. Но неожиданный стук снова швырнул меня в безжалостную действительность. У меня появилось ужасное предчувствие, что последствия этого кошмара наяву совсем скоро настигнут нас.
— Кто там? — громко спросил инспектор Райан, сбегая вниз по лестнице.
Стук не прекращался, пока инспектор не открыл входную дверь.
Снизу послышались неразборчивые голоса.
Инспектор закрыл дверь и стал подниматься по лестнице — уже не так быстро, как спускался. Похоже было, что он вовсе не горит желанием сообщать нам новости.
Я распахнула дверь комнаты еще до того, как он постучался. Оба полицейских, небритые, с осунувшимися лицами, внимательно смотрели на меня.
— Что случилось? — спросил из-за спины отец.
— Лорд Палмерстон желает немедленно видеть нас всех.
Мы двигались сквозь сгущающийся туман к месту назначения. Все вокруг казалось нереальным, точно сон. На каждом перекрестке я видела неясные силуэты полицейских. Двое служителей закона остановили карету, которую прислал за нами лично лорд Палмерстон, но, заглянув внутрь и узнав инспектора Райана, они махнули кучеру, чтобы продолжал путь.
Впереди в темноте разгоралось все более яркое сияние. Оно меня тревожило. Каждое второе здание на улице было погружено в темноту, однако стена вокруг особняка лорда Палмерстона освещалась множеством ламп, также горел свет во всех окнах огромного трехэтажного строения.
Отец забрал у меня фляжку, наполнил обнаруженным в таверне лауданумом и теперь сидел и прихлебывал из нее.
Карета въехала в открытые ворота и продолжила путь по извилистой дорожке, которую охраняли несколько десятков полицейских. Затем мы прошли мимо стражников в гигантский вестибюль, в мраморном полу которого отражался свет множества свечей люстры. Поднявшись по широкой лестнице, мы оказались в бальном зале. Судя по большому числу бокалов на столах и отчетливому запаху шампанского, накануне здесь состоялся большой прием.
Вечеринка, похоже, была не особенно веселой, об этом свидетельствовал мрачный взгляд, которым приветствовал нас крупного сложения мужчина лет семидесяти с длинными и густыми бакенбардами, окрашенными в каштановый цвет. Взгляд выдавал в нем человека, привыкшего командовать. Одет он был в вечерний костюм и, казалось, со вчерашнего вечера так и не ложился спать.
