Скорректировав план и приняв решение жениться, Возницын не подозревал, что делает решительный шаг к полной и окончательной катастрофе.
* * *
Через месяц должна была состояться свадьба – Петя Возницын женился на Леночке Голицыной из кордебалета. Кордебалет пригласили в драматический театр, поскольку сразу в двух спектаклях, с успехом идущих уже не первый сезон, сюжет предполагал балетные номера. А юные стройные феи, ненадолго дополнившие классический состав труппы, являлись предметом вожделения аборигенов в брюках. Мужчины Пете завидовали, женщины ядовито улыбались: мол, это не навсегда, сколько волка ни корми, он все в лес смотрит…
Но Возницын вел себя безупречно – с другими дамами был предупредителен и вежлив, но не более. С Леночкой обсуждал варианты их семейного быта. Лернер он по-прежнему тщательно избегал, но однажды они столкнулись у театрального подъезда.
– Слышала, ты женишься? – спросила актриса.
– Женюсь, – ответил Петя, глядя в сторону.
– Голицына неплохая девочка, только… Да ладно, сам увидишь. На свадьбу пригласишь?
– Нет, – помолчав, ответил Возницын. – Все равно не придете.
– Надо же, как хорошо ты меня знаешь. Впрочем, правда, не приду.
Лернер скрылась за дверью, а Петя остался стоять на площадке. «Смотри, – подумал он вдруг, – кажется, она стала что-то понимать».
То ли в связи с грядущей женитьбой, то ли еще почему, у Возницына появилась неодолимая тяга бродить возле дома актрисы вечером или ночью, в свободное время, сидеть на лавочках во дворе, смотреть на ее окна. Понимал, что выглядит смешно и жалко, но поделать ничего не мог – отказаться от этих прогулок было выше его сил. Иногда ради этого он пропускал, под благовидным, разумеется, предлогом, походы с невестой в кино или на каток.
Он изо всех сил старался быть незамеченным, и это ему удавалось. Петя видел, с кем приезжала Клавдия, кто провожал ее до подъезда, кто – до квартиры. Запомнил человека, который пару раз оставался на ночь. Но ревности Петя не испытал, лишь какую-то странную усталость и тоску.
Чем ближе был день свадьбы, тем больше времени проводил Возницын рядом с домом Лернер. Он сам не знал, чего хочет или ждет. Хотя, наверное, знал. Предчувствовал.
Все случилось внезапно. Было около часа ночи, и Петя собирался уходить, когда к подъезду подлетела белая «Волга». Из машины вышла Клавдия и, громко крикнув: «Не смей даже приближаться!» – хлопнула дверцей.
Тут же вслед за ней на тротуар выпрыгнул высокий парень в расстегнутой модной курточке и без шапки. Петя тут же узнал его, хотя ни фамилии, ни имени не помнил. Это был один из недавних поклонников Клавдии, который на каждом ее спектакле торчал в первом ряду и присылал ей в гримерку огромные корзины цветов. Говорили, что папа у него – какая-то шишка на Старой площади.
Парень подскочил к женщине и схватил ее за локоть, но она дала ему звонкую пощечину. Тогда он грязно выругался, схватил актрису за воротник шубки и стал затаскивать обратно в машину. Какой-то мужчина, выходящий из подъезда с собачкой, вместо того чтобы вмешаться, нырнул обратно, захлопнув дверь. Возницын бросил в снег сигарету и быстрым шагом направился к белой «Волге».
– А я сказал – поедешь, – донесся до Пети свистящий мужской голос. – Миша, помоги мне эту тварь запихнуть.
Шофер Миша с готовностью вылез из машины помогать хозяину. И немедленно получил от подоспевшего Пети причитающееся – удар кулаком с разворота в ухо. Это был коварный бандитский удар, неуклюжий на вид, но весьма действенный, особенно если нанести его неожиданно. От такого удара человек отключался надолго. Этому Возницына научил давным-давно известный московский бандит, захаживавший в ним во двор.
Драться Петя не любил, однако прошлая, дворовая жизнь заставляла его приспосабливаться к окружающей среде. Вот он и приспособился.
– Что это еще за герой? – взревел высокий парень, выпустив из рук Клавдию, которая упала на грязный, мокрый асфальт. Парень был агрессивный, но боец плохой. Желая испугать противника, он полностью развернулся к Возницыну, предоставив тому широкое поле деятельности. Петя решил особенно не церемониться с этим подонком. Он жестоко ударил парня носком ботинка в пах, а когда тот зашелся в беззвучном крике и согнулся от непереносимой боли, крепко захватил ладонями блондинистую, пахнущую одеколоном голову и, резко наклонив ее вниз, с хрустом впечатал свое колено в наглую морду. Результат такой комбинации был известен – сломанный нос и минимум пара выбитых передних зубов.
– Петя, Петенька! – услышал он вдруг.
Повернулся и увидел, что Клавдия тянет к нему руку. Точь в точь как в том спектакле, где он забыл своевременно «выпустить душу», заглядевшись на актрису. Он подскочил к ней, рывком поднял с земли, подхватил на руки и почти бегом вбежал в подъезд. Он не думал, что она такая легонькая, почти невесомая, пусть даже и в шубке. Петя ничего не спрашивал – этаж и номер квартиры были ему известны так же хорошо, как день и год своего рождения.
Молча взяв у женщины ключи, он открыл незнакомые замки так уверенно, словно проделывал это ежедневно. Помог Клавдии сбросить перепачканную верхнюю одежду, провел в ванную, словно маленькой, вымыл ей руки, осторожно касаясь нежной кожи, протер лицо. Затем отвел в гостиную и уложил на диван, прикрыв пледом. За все время они не перемолвились ни словом.
Клавдия закрыла глаза и мгновенно уснула – вероятно, так ее организм реагировал на стресс. Возницын погасил верхний свет, включил светильник и уселся в кресло, придвинув его почти вплотную к дивану. О последствиях схватки он не беспокоился. Будь что будет. Скорее всего, ничего не будет. Темно, поздно, свидетелей никаких, если только кто-то смотрел в окно. Но что можно разглядеть из окна ночью? К тому же фонари не горели.
Что его по-настоящему занимало – почему она вдруг назвала его Петей. Всегда, с первого дня – Петр. Иногда шутливое – господин реквизитор. О чем подумала Клавдия, увидев его? Как им объясняться утром? Но до утра еще оставалось несколько часов. И в эти несколько часов случилось то, о чем он никогда не думал и подумать не мог.
Немного подремав, Петя очнулся оттого, что почувствовал взгляд. Наклонился вперед и увидел, что Клавдия смотрит на него широко раскрытыми глазами. И снова ни одного слова – сплошная телепатия. Клавдия протянула руку, маня Петю к себе. Когда он пересел с кресла на диван, она приподнялась и приложила к его губам пальцы – молчи! А потом обняла за шею и потянула на себя.
Петя вошел в эту ситуацию так же спокойно и уверенно, как недавно входил в квартиру актрисы. Он не понимал, что с ним происходит. По всем законам жанра Петя как минимум должен был трястись от вожделения или страха, когда сердце, как пишут в романах, «готово было выскочить из груди». Но удивительно – он был спокоен. Так, будто все происходит не впервые. При этом его не покидало ощущение абсолютного счастья и гармонии. Такого он не испытывал в своей жизни еще ни разу.
Проснулся он на диване. Вскочил, прислушался – тихо. Быстро одевшись, обошел квартиру – никого. Наконец увидел на столе записку, придавленную ключами на брелоке. «Мне надо подумать», – все что было там написано. Это были запасные ключи от входной двери, чтобы он запер ее, уходя.
