– Мы так и подумали. Это была обычная уловка. Очевидно, актер начал доставать и вас, понимая, что теперь вы стали его фактическим сообщником.
– Он все время требовал денег. – Садреддинов говорил неестественно ровным голосом, словно у него были отключены всякие эмоции. – А потом я нашел у него кулон, который купил специально для Тамары, чтобы он подарил его ей на день рождения. Но этот подонок оставил дорогую вещицу себе.
– Вы узнали, что нам удалось понять, каким образом Тамара Концевич незаметно исчезла из салона, и правильно рассчитали, что рано или поздно мы доберемся до этого актера. Тогда вы явились к нему и пристрелили его.
– Это был не страх наказания, а возмездие, – пояснил Садреддинов. – За убийство женщины, за его поведение, за фотографии, которыми он хотел ее шантажировать. Я желал только мести, а он – денег. Ему было мало того, что я уже заплатил. Тогда я принял решение. Мы договорились о встрече. У меня были вторые ключи от его квартиры, ведь мы всегда там обсуждали наши дела. Я приехал к нему и дважды в него выстрелил. Затем забрал его телефон и быстро ушел. Уже потом я вспомнил, что не забрал деньги и этот кулон. Утром следующего дня я приехал туда снова, понимая, как сильно рискую. Забрал деньги, кулон и оставил айфон Тамары, чтобы следователи поняли, кто именно мог ее убить. Пачку их фотографий я засунул под телевизор. Это было мое послание Сергею, который должен был узнать об измене своей супруги. Мне хотелось мести, – повторил Сабир. – Только ее. В последние месяцы я жил одним этим.
– Можно было просто развестись со своей женой, – сказал Дронго. – А вы решили сыграть роль графа Монте-Кристо. Нормальные мужчины бьют морду своему обидчику и уходят от жены. Почему вы так не поступили? Вы же восточный мужчина. Хотя бы по отцу.
– Восточный мужчина! – Садреддинов криво усмехнулся. – Что вы вообще понимаете?! Вы даже не представляете, какую боль я испытал, через какой ад до сих пор прохожу каждую секунду, любую минуту моей жизни. Вы говорите, что я не мог его даже слышать. Это так. Я задыхался от ненависти, от одной мысли о Сергее, придумал свою болезнь, чтобы больше ни с кем не видеться. Разве дело только в измене моей супруги?
– Это была не только измена, – неожиданно понял Дронго. – Господи!.. Я только сейчас вспомнил. У вас ведь три дочери. Да, им четырнадцать, двенадцать и десять лет.
– И сын, которому шесть, – закончил за него Садреддинов. – Теперь вы наконец-то все поняли? Я просчитал сроки и едва не сошел с ума.
Я ведь так хотел сына после рождения трех девочек. Ходил в мечеть, ставил свечу в православном храме. Я так мечтал о своем сыне. Когда он родился, я был самым счастливым человеком в мире. Я носил его на руках, купал, заботился о нем. Он был моей самой большой гордостью, моим любимцем, смыслом моего существования.
Но когда я просчитал сроки!.. Сын был светловолосым в отличие от трех девочек, но меня успокаивали, мол, так часто случается. Я сделал анализ ДНК, и ответ меня просто раздавил. Он не может быть моим сыном с почти стопроцентной гарантией.
Тогда я незаметно срезал волосы Сергея и послал их на экспертизу. Я все еще надеялся, что окажусь не прав. Но этот ответ был еще более страшным. Почти стопроцентная гарантия, что он и является отцом моего сына.
Господи, за что? В этот день я проклял как Аллаха, так и Христа. Если Бог существует, то Он не мог допустить такой несправедливости.
Я больше не мог видеть и слышать своего сына. Как только он появлялся и открывал рот, я видел перед собой Сергея. У меня начинались галлюцинации, я готов был убить сына, жену и дочерей. Вот тогда я удалил их от себя, спрятал от своего гнева, чтобы никого не убить. Я поклялся отомстить.
Все получилось совсем не так, как я хотел. Но вчера мне сказали, что Сергея вызвали в следственный комитет и показали какие-то фотографии. Он кричал о них в своем кабинете, и все этом слышали. Тогда я понял, что он знает об измене своей жены, понимает, как это больно и страшно.
Я все равно не смогу ничего изменить. Я заплатил огромные деньги человеку, который должен был найти и убить Олега, единственного законного сына Сергея, которого он безумно любит. Только тогда моя месть была бы исполнена.
Не вставайте, не спешите. Убийства не будет. Я сам отменил свой приказ. Олег ни в чем не виноват. Этот мальчик тоже вырос на моих глазах, у меня на руках. Он тоже был мне как сын. И поэтому я не смог отдать приказ о его убийстве. Олег вырос без матери. Отнимать у него жизнь было бы величайшей несправедливостью.
Дронго молчал, потрясенный услышанным.
– Я ждал вас еще вчера, – повторил Садреддинов. – Сегодня тоже удивился, когда мне сообщили, что вы зашли сначала к Борису. Я подумал, что вы просто спутали кабинеты. Но нет, вы наконец-то пришли ко мне. Я рассказал вам все так, как оно и было. Все равно основные факты вы сумели добыть сами. Я понял, что рано или поздно вы ко мне придете.
Я написал письма Сергею, своей жене и сыну, который оказался чужим. Но я все равно люблю его больше жизни. Пусть он считает себя моим сыном. А теперь извините. Уходите, я больше никого не хочу видеть. Конечно, у меня нет никакой онкологии. Но вы последний человек, с которым я разговариваю. Через минуту я буду беседовать с Всевышним.
– Это была общая трагедия, – попытался остановить его Дронго. – Я поеду с вами к следователю, расскажу, как вас шантажировал актер. Вы не совершали убийства Тамары Концевич, получите минимальный срок.
– Осталось еще моя совесть, – с грустной улыбкой сказал Садреддинов. – А она не позволит мне жить после двух смертей. Это невозможно. Прощайте.
Дронго понял, что переубедить этого человека будет невозможно. Он шагнул к двери, затем обернулся, подошел к Садреддинову.
– Никогда в жизни я этого не делал, – признался Дронго. – Не подавал руки разоблаченному убийце, которого так долго искал. Но в вашем случае!.. Можно я напоследок пожму вашу руку?
Садреддинов поднялся и беззвучно заплакал. В последние минуты своей жизни он получал самый большой подарок, какой только может преподнести судьба. Его поняли и простили.
Убийца протянул гостю руку, и тот крепко пожал ее.
– Спасибо, – поблагодарил Садреддинов.
Когда гость вышел и плотно закрыл за собой дверь, вице-президент концерна достал пистолет и приложил ствол к виску.
– Прости меня, Аллах, за все мои прегрешения, – прошептал он и нажал на курок.
Раздался выстрел.
Вместо эпилога
Концевич все-таки приехал на работу, узнав о самоубийстве Сабира Садреддинова. Все шепотом говорили, что перед смертью вице-президент рассказал эксперту какие-то страшные тайны, а затем застрелился.
Дронго вошел в кабинет Сергея Викторовича и протянул ему письмо его бывшего друга. Концевич долго читал, кусая губы. Он дошел до места, где Сабир писал о нанятом убийце, схватил телефон и дрожащими пальцами начал давить на кнопки.
