В толпе, выползающей из кино, среди телогреек, тулупов и
шинелей он вдруг заметил плюшевую шубку. Пружинистые ноги Ринго Кида сразу
обмякли – Людочка Гулий! Повернулась в профиль – носик, челочка, губки!
Заметила! Неужели покраснела? Перебросила тяжелую косу со спины на грудь. Какой
вызывающий смех!
– Мальчики, смотрите, фон Штейнбок, кажется, воображает
себя Ринго Кидом!
Ребята подошли к багровому фон Штейнбоку. Поп, Рыба и Сидор.
Прелестная издевательница стояла в отдалении с подругой и
насмешливо хихикала. Стыд, сладкая истома, смутная догадка – неравнодушна! Чуть
ли не понос – от волнения!
– Боков, че в школу не ходишь? – спросил Рыба.
– Завтра контрошка по алгебре, Толяй, – сказал
Поп.
– Але, Бок, ты чего тренировки пропускаешь? Сачкуешь,
салака? – Сидор дружески ткнул Толю, цыкнул слюной в сторону, подмигнул.
Толя видел по глазам ребят, что они все знают про арест
матери и теперь, как ни странно, его одобряют.
– На тренировку приду, – сказал он, отчаянно
вызывая на помощь образ Ринго Кида, горбясь, кладя руки в карманы и независимо
проходя вперед. – А на контрольную я положил.
Отлично прошел мимо «утешителей» – смелый, уверенный,
независимый. На Людку произвело – даже варежку раскрыла!
– Фон Штейнбок! – услышал он за спиной ее
насмешливый, однако чуть-чуть обескураженный голос. Это была попытка вернуть
себе превосходство: не забывай, мол, кто мы, а кто ты – фон, мол, да еще и
Штейнбок!
В дверях он поднял воротник и закурил. Отлично получилось!
Краем глаза заметил, как вспыхнуло мгновенным восхищением лицо Людмилы. Да,
она, конечно, к нему неравнодушна, а он еще больше ее любит, хотя и знает
сейчас, что она сволочь.
Дикий ветер хлестал вдоль Колымского шоссе, вдоль длинного
ряда добротных каменных, настоящих городских домов, где жили семьи офицеров
МВД. Здесь временами возникала иллюзия большого города.
Здесь образ Ринго Кида померк. Здесь в своем хлопающем на
ветру долгополом черном пальто Толя фон Штейнбок вообразил себя городским
юношей начала века, товарищем молодого Маяковского, поэтом-футуристом. «Я сразу
смазал карту будней, Плеснувши краску из стакана! Я показал на блюде студня
Косые скулы океана!» Кожа покрылась пупырышками восторга.
Увы, город кончался сразу за углом, а там начиналась
мешанина бараков, заборов, вышек, и там, Толя вспомнил, за желтым забором в три
роста находилась магаданская тюрьма «Дом Васькова», где сейчас сидела его мать
и куда ему завтра нести передачу.
От тоски и предчувствия завтрашней процедуры заболел живот.
Толя прислонился к перилам ярко освещенной витрины продмага. Красивая горка
консервов, сало «лярд», последняя улыбка ленд-лиза. За стеклом колготела толпа.
А вот если бы он сейчас зашел в этот магазин в своей куртке
с двумя рядами железных пуговиц, с патронташем на бедрах, с предупреждающей –
осторожно, не суйтесь, ребята! – улыбкой на лице, он – Ринго? Там все бы
просто остолбенели, все эти офицеры и офицерши, нелепые и кургузые. А если бы
он подошел к воротам «Дома Васькова», где мы, родственники, ждем очереди на
передачу и заглядываем в лицо каждому вертухаю? Он ждать бы не стал! Он заложил
бы под ворота пакет динамита, а потом ворвался бы внутрь и освободил бы всех
заключенных! Честное слово, Ринго Кид один справился бы со всей охраной
магаданского узилища, с этими кривоногими «ваньками», неуклюжими, глупыми, с
замерзшими соплями под носом. С удовольствием воображаю встречу Ринго Кида с
капитаном МГБ Чепцовым! Да что там говорить, десяток-другой «ринго кидов» к
чертовой матери распотрошили бы всю жандармерию Магадана, всю «вохру», весь
«усвитл», все «олпы», «буры», «урчи» и освободили бы всех!
Вихревые картины воображения были прерваны ласковым женским
голосом:
– Боков Анатолий? Здравствуйте! Толя вздрогнул и увидел
перед собой освещенную витриной молодую красивую офицершу.
Она была в куньей шубе и оренбургском платке. Круглое ее
лицо с живым румянцем и веселыми глазами было бы совсем красиво, если бы не
подбородок, почти уже оформив-шийся для провинциального величия. Толя впервые
встретил на улице эту молодую начальственную даму, которая преподавала в их
школе французский язык. Узнав, совсем смешался, потому что не помнил ее
отчества, так как занимался в английской группе.
– Полина Игнатьевна, – весело и дружелюбно
подсказала дама и вдруг взяла мальчика под руку. – Проводите меня немного,
молодой человек.
Они пошли по мосткам, и она опиралась на его руку. Фон
Штейнбок впервые вел под руку даму!
– Как хорошо, что я вас встретила, Толя. Я как раз
собиралась послать за вами. Ведь я секретарь школьного парткома.
Она все время поворачивала к Толе свое лицо и очень
внимательно смотрела, как бы изучала.
– Бедный мальчик, – вдруг сказала она таким хорошим
голосом, что Толя чуть-чуть постыдно не заплакал. – Вы общественник,
волейболист, – сказала она уже более официально, но все равно очень
сердечно.
– Баскетболист, – поправил Толя.
– Вы не лишены способностей, я навела справки. В классе
у вас есть определенный авторитет. Вы приняты в комсомол. «Знала бы она про
значок!»
– Толя, почему вы прекратили посещать школу? Я читала
ваши сочинения, искренние, патриотические. Вы советский юноша, Толя! В нашей
стране есть принцип – «сын за отца не ответчик».
Произнося эти фразы, дама как-то странно жестикулировала,
рисуя то одной рукой, то двумя или овалы, или квадраты с закругленными углами.
– А разве яблоко от яблони далеко падает? –
спросил Толя. – Мне еще в третьем классе учительница напомнила про яблоки.
– Ах, Толя! – пылко воскликнула дама. – Это
был плохой педагог! Она плохо изучила труды товарища Сталина!
Путь их был недолог, и вскоре они остановились возле
нормального городского пятиэтажного дома. В окнах было уютно и празднично, а из
какой-то форточки долетала милая писклявая песенка Зои Рождественской:
Подари ты мне и солнце, и луну,
Люби меня одну!
– Не надо ожесточаться и замыкаться от
коллектива. – Дама крепко пожала Толину руку. Шуба ее чуть приоткрылась, и
оттуда, из глубины пахнуло крепчайшими сладкими духами, большой теплой грудью.
Фон Штейнбок слегка вздрогнул от неожиданного острого
желания. Это не прошло незамеченным. Дама еле заметно усмехнулась.
– Все будет хорошо, – с теплотой совсем уже
необыкновенной произнесла она. – Я провентилировала, навела справки… Мой
супруг…
