Табаков сверкнул глазами в дьявольском юморище, вытащил
из-под стола радио «Зенит-трансокеаник», грохнул его перед Пантелеем и жарко
прошептал так, что мурашки поползли по всему театру:
– Пантелята, бибисуй!
После этого выкатился, крутя задом и подбрасывая груди,
полностью уже перевоплотившись, полностью в образе.
В кабинете наступила тишина, лишь слабо верещал репродуктор
трансляции из зала. Пантелей решил сидеть здесь до победного. После спектакля
сюда ввалится толпа знаменитостей, будут пить виски, поздравлять Табакова и
Волчек, выражать на глазах начальства «мнение прогрессивной общественности».
Конечно, здесь будет и Алиса… Придет ли «блейзер»? Когда же они собираются
сегодня встретиться? Неужели она сорвется сегодня ночью от мужа?
Стало быть, и Вадим здесь? Вот новость – они друзья с
Фокусовым? Горячие точки планеты? В самом деле, они часто фотографируются
вместе на всяких там съездах и сессиях. Неужели Вадим действительно собирается
поставить Цаплю? Тогда не все еще потеряно! Цапля и Лисица, Лиса и Цапля, в
юности она была польской болотной цаплей, а теперь стала хитрой и гладкой,
золотой московской лисицей… Неужели не все еще потеряно?
Думая обо всем этом, Пантелей крутил ручку «Зенита» и
докрутился наконец до Би-би-си. Там действительно оказалась сенсация –
перебежал на Запад скульптор Игореха Серебро, знаменитый, веселый, скандальный,
любимец Москвы. Мало того что перебежал, еще и снял штаны перед всем миром, и
оказалось – не эллин, не бог, оказались под штанами замшелые ляжки старого
стукача.
Времена и нравы приучили не особенно уже удивляться таким
новостям, к тому же Пантелей никогда особой симпатии к Серебру не чувствовал,
хотя и считались они корешами, сподвижниками, единомышленниками. Вот тот,
второй скульптор, вспомнил Пантелей, друг этого подонка, Радик Хвастищев, этот
действительно стоящий парень. Дурацкая жизнь – вечно пьешь, колобродишь с
разными подонками, а с настоящими ребятами все не можешь сблизиться.
Пантелей нашел в справочнике на столе Табакова телефон
Хвастищева и позвонил ему. Может быть, еще не знает Хвост новостей о своем
задушевном бадди?
Так, конечно, и оказалось. Предупредив Хвастищева и повесив
трубку, Пантелей только тогда вспомнил, что они должны были с ним сегодня
встретиться на джазовом концерте Саблера. Вот тоже низость – писал ведь для
ребят тексты по «Битве богов и гигантов», хотел прийти, познакомиться,
поддержать, а вместо этого гоняюсь весь вечер за шлюхой. Ей-ей, мы не вольны в
своих поступках, мы не личности, не боги и не гиганты, просто Москва
прокручивает нас в своей мясорубке, как хочет.
…И вот спектакль кончился, и все ввалились. Пантелей из
своего угла видел Серебряникова, который и в самом деле, был строг и трезв. Он
беседовал с замминистра Поповым, строго положив локоть на плечо Товстоногову и
строго обнимая за талию Ефремова. Видел Пантелей и академика Фокусова. Тот
беседовал с иностранцами Хьюджесом и Моралесом, легко переходя с английского на
испанский и быстро воровато оглядывая толпу в поисках жены. Видел Пантелей и
Алису в маленьком черном платьице – когда успела переодеться? – которая с
умным, чуточку отечным, а оттого детсковатым лицом беседовала с Таней Лавровой
и Галей Волчек и делала вид, будто и не замечает глазевших на нее мужиков.
Видел Пантелей и «блейзера». Последний явился позже всех, весьма дикий,
грязноватый, с синяком под глазом. Он ни с кем не беседовал, но подмазывался то
к одной группе, то к другой, явно подбираясь поближе к Алисе.
– Багратионский, дай пять рублей! – крикнул ему
Пантелей.
«Блейзер» с готовностью завозился по карманам и вытащил
что-то маленькое, жалкое, не похожее даже и на дохлого воробушка.
– Увы, только трояк, старичок…
– Давай трояк. Мне нужно на такси для погони за
женщиной моей мечты, за дочерью Золотого Запада. Понимаешь?
– А я на чем поеду, старичок? Моя сука люксембургская
ротор из «мерса» вытащила, а мне на пистоняру сейчас ехать.
– А куда тебе на пистоняру? Может, по пути? – с
детским замиранием спросил Пантелей. Он вдруг заметил внимательный взгляд
Алисы, направленный на них обоих.
– Честно говоря, мне не очень-то и хочется, старичок,
на эту пистоняру после сегодняшнего позора, – ныл на ухо
Багратионский. – Я вот час назад в расстроенных чувствах отодрал
медработника в цэковской поликлинике. Зачем? Во имя чего? Куда качусь?
«Что со мной? – думал Пантелей. – Раз она смотрит
на меня, я должен ей, как водится, подмигнуть, быстро, цинично, с пьяненьким
юморком, а я замираю, словно Толя фон Штейнбок перед Людочкой Гулий».
Моралес закрыл Алису круглым богатырским плечом столпа
будущей латиноамериканской революции.
– Не могу не поехать, – канючил «блейзер». –
Договорился с бабой, надо ехать. Иначе пострадает моя безупречная репутация.
Вдруг в их угол прибило самого идеологического кащея
Какаржевского.
– А вам, Пантелей Аполлинариевич, Никита Андреевич,
понравился спектакль?
Пантелей и Багратионский мигом подмигнули друг другу.
– Мне не очень понравился, – сказал
«блейзер». – А вот отцу моему очень понравился. Он остаться не мог, поехал
в финскую баню, в эту… ну, вы знаете в какую… у него там встреча с… ну, вы
знаете с кем…
У кащея от интереса вся кожа на лице обвисла, а сухонькая
голова полезла вверх.
– Как же, как же…
– А мне совсем не понравился, – сказал
Пантелей. – «Современник» стал бояться проблем, уходит в водевиль. Уютный
конформизм, «голубой огонек» – вот что такое этот спектакль!
Какаржевский с трудом скрывал наслаждение, он сиял.
– Ну, это уж вы слишком, Пантелей Аполлинариевич,
резковато, резковато…
Табаков, который все слышал через три десятка голов,
бесшумно аплодировал Пантелею и Багратионскому. Молодцы ребята, большое
спасибо! Похвала таких ненадежных типов, как Пантелей и Багратионский, только
повредила бы спектаклю.
Вдруг Фокусовы стали собираться. Они звали публику к себе.
Иностранцы, конечно, тут же согласились. Кое-какие девушки тоже поехали.
Серебряников поцеловался с Фокусовым, потрепал по плечику Алиску – извините,
мол, друзья, нам надо еще посовещаться с Олегом, с Гогой; наши театральные
академические дела. Фокусов небрежно повернулся к «блейзеру».
– Багратионский, а вы не хотите послушать «Джизус
Крайст Суперстар»? Я недавно привез альбом из Калифорнии.
– «Блейзер» было рванулся, но Пантелей удержал его за
фалду.
– Тебе же на пистон!
