– Сколько лет Аляске? – спросил Томас, готовясь высказать свое мнение.
– Боже, я не знаю, – ответила Дебора. – Мне кажется, он у нас появился… Мне было лет десять, Саймон?
– Ему не может быть семнадцать, – сказал Линли. – Сколько у него может быть жизней, как ты считаешь?
– Думаю, что он прожил по крайней мере восемь из них, – сказал Саймон, а затем обратился к жене: – Может быть, пятнадцать?
– Было тогда мне – или сейчас коту?
– Коту, любовь моя.
– Тогда я думаю, что его лучшие охотничьи дни продолжаются, – сказал Линли и торжественно перекрестил кота, который в этот момент атаковал упавший лист с энтузиазмом, который говорил о том, что он принял его за обед.
– Вот так. Получил? – сказала Дебора мужу. – Томми лучше знает.
– У тебя большой опыт работы с семейством кошачьих? – спросил Сент-Джеймс.
– У меня большой опыт того, с кем надо в первую очередь соглашаться, когда наносишь светский визит, – парировал Линли. – Мне показалось, что Дебора за охоту. Она всегда защищала твоих животных. А где собака?
– Наказана. Если только можно наказать дачхунда, – объяснила Дебора. – Она слишком активно требовала свою долю ягненка и была отправлена на кухню.
– Бедная Пич.
– Ты говоришь это только потому, что не видел ее махинаций, – заметил Саймон.
– Мы называем это «глаза любви». Когда уставится ими на кого-нибудь, ей невозможно отказать.
Линли хмыкнул, откинулся на стуле и попытался получить наслаждение от всего, что его окружало: их общество, день, простая радость собраться в саду на ленч. Потом он сказал:
– Вообще-то я по делу. – И когда Джозеф Коттер встал, собираясь исчезнуть, Томас пригласил его сесть, если он хочет, так как у него нет от них секретов в этот приезд в Челси.
Однако Коттер объяснил, что ему пора мыть посуду. Он взял с подставки поднос и ловко заполнил его посудой. Дебора помогала ему, и через минуту они оставили двух мужчин наедине.
– И что же у тебя за дело? – спросил Саймон.
– Как ни странно, научное.
И Томас рассказал ему подробности смерти Анжелины Упман в Италии. Он сообщил детали, полученные во время телефонного разговора с Сальваторе Ло Бьянко. Сент-Джеймс слушал в своей обычной манере, его лицо неправильной формы живо реагировало на рассказ. После того, как Линли закончил, он несколько минут молчал, прежде чем спросить:
– А не могло здесь быть лабораторной ошибки? Единичный случай заражения от такого вирулентного штамма бактерии… Мне в голову приходит не убийство, а ошибка, которую могли совершить при исследовании материала, полученного из тела умершей. Момент, когда бактерия начала свою деятельность… В то время женщина еще должна была быть живой. Ло Бьянко будет трудно доказать что-либо. Например, как в нее вообще попала E. coli?
– Думаю, что именно поэтому он хочет начать с лаборатории. Ты сможешь это для меня сделать?
– Навестить Университетский колледж? Конечно.
– Ажар утверждает, что в своей лаборатории он изучает стрептококк. Ло Бьянко хочет выяснить, что еще они могут там изучать. Что касается перевозки… – Линли поерзал на стуле. Какое-то движение на периферии привлекло его внимание. Аляска нырнул в траву, и там, среди фиалок, разгорелась настоящая битва. – Мог ли он спокойно перевезти бактерию из Лондона в Лукку, Саймон?
Сент-Джеймс утвердительно кивнул.
– Ее просто надо поместить в питательную среду, в которой она сможет жить, – в бульон, а затем в отвердитель. В отвердевшем варианте ее можно перевозить. После того, как ее поместят в чашку Петри, она не только оживет, но и начнет расти.
– А сколько нужно, чтобы убить человека?
– Сложно сказать, все зависит от токсичности, – ответил Сент-Джеймс.
– Если верить Сальваторе, то E. coli, о которой мы говорим, очень токсична.
– Тогда мне надо быть осторожнее, – сказал Саймон, сложил салфетку и вытащил себя из-за стола.
Он был инвалидом, поэтому вставать на ноги для него всегда было сложно, но Линли знал, что ни в коем случае не должен помогать ему.
Виктория, Лондон
Когда Барбара увидела, кто звонит ей на мобильный, она бросилась на пожарную лестницу, чтобы ответить на звонок. Снизу раздавалось эхо голосов, но оно исчезло, когда поднимавшиеся люди ушли с лестницы на каком-то из нижних этажей.
– Ну как вы? Где вы? Что там происходит? – спросила она Ажара. И хотя Хейверс старалась не показывать то отчаяние, которое чувствовала, по его секундному молчанию перед ответом она поняла, что он его заметил и задумался.
– У меня теперь есть адвокат, – сказал он ей. – Его зовут Алдо Греко. Я хочу дать вам его номер телефона, Барбара.
Сержант заметалась – у нее был карандаш, но ни кусочка бумаги, на котором можно было бы записать телефон. Не найдя ничего подходящего на полу, Барбара записала его на выцветшей желтой стене, с тем чтобы позже занести в свой мобильный.
– Отлично, – сказала она. – Это хорошее начало.
– Он очень хорошо говорит по-английски, – продолжил Ажар. – Мне сказали, это моя удача, что адвокат понадобился мне именно в этой части страны. Сказали, что если эта… ситуация возникла бы в одном из маленьких городков в районе Неаполя, то все было бы гораздо сложнее, так как адвокат ездил бы из большого города. Не знаю почему, но так мне сказали.
Барбара понимала, что Таймулла просто поддерживает светскую беседу. В сердце у нее кольнуло, когда она подумала, что он делает это именно с ней, со своим другом.
– А что посольство? Вы с кем-нибудь там говорили? – спросила сержант.
Ажар сказал, что говорил и что именно там ему дали список адвокатов в Тоскане. Но, кроме этого списка, они мало что могли для него сделать, кроме как позвонить его родственникам, чего он, естественно, не хотел.
– Мне объяснили, что если британский подданный попадает за границей в сложную ситуацию, то он сам должен из этой ситуации выбираться.
– Хорошо, что они об этом предупреждают, – саркастически заметила Барбара. – Я никогда не могла понять, на что тратятся наши налоги.
– Конечно, у них есть и другие проблемы, – пояснил Ажар. – А так как меня они не знают, им приходится верить на слово, что нет никаких причин для моего допроса полицией… Думаю, что я могу их понять.
Барбара словно видела его перед собой, в традиционной накрахмаленной белой рубашке и простых черных брюках, сшитых точно по фигуре. Эта одежда подчеркивает его изящную конституцию. Ажар всегда выглядел таким иллюзорным, таким деликатным по сравнению с другими мужчинами. Его внешний вид и то, каким она его знала – а она знает его хорошо, не переставала повторять себе Барбара, – говорил о его внутренней добродетели. Именно поэтому Хейверс и сообщила Ажару информацию, которая была ему необходима, чтобы лучше приготовиться к предстоящим событиям. Это не связано с ее лояльностью по отношению к кому-либо, уверяла она себя. Это связано с элементарной справедливостью.
