Мюллер тотчас выхватил из рассказа девушки самое главное.
— Земляне, которым позволили оставить при себе оружие? Это наверняка Джей-Би. Никому другому не разрешили бы прийти сюда вооруженным. Видимо, его контакты с племенами руккеров куда теснее, чем мы предполагали. Ты видела лейтенанта Датт? Слышала что-нибудь о ней?
— Нет.
— Благодарение Богу за эту малость! По крайней мере, они не узнают, что мы здесь. Я планировал покинуть стойбище, как только мы выясним, когда и в каком направлении ушли гиганты с юга, но теперь, я думаю, нам лучше остаться хотя бы до вечера и выяснить, что задумал Джей-Би.
— А мне обязательно тащиться с вами на эту вечеринку? Кто-нибудь еще сочтет это странным. — Накамура уже прочно вжился в свою роль гиганта с юга. Все заметили, какие взгляды бросали на него конселы и простые руккеры, встречавшиеся им по дороге.
— Хорошая мысль, Накамура. Оставайся в шатре. Твой клан так загадочен, что любая твоя выходка никого не удивит.
Когда стемнело и похолодало, путники погасили огни и приготовились покинуть стойбище. По совету Мюллера Тау Ланг получил солидный запас дорожного рациона от местного межплеменного совета, группы, которая распоряжалась повседневной жизнью огромного стойбища. Они прихватили с собой все оружие и снаряжение, чтобы под покровом темноты выйти в путь, как только закончится собрание.
Отряд Мюллера, следуя за Тау Лангом и Данной, влился в поток руккеров, направлявшихся в огромную пещеру. По мере того как огни у входа оплывали и гасли, далеко впереди вспыхивали в темноте новые. Обернувшись, Слейтер увидел, что бледнеющий отсвет вечернего неба в отверстии входа остался уже далеко позади. Пещера была просто громадна! Слейтер гадал, что делает Милла и как ему удалось затесаться среди приспешников Джей-Би. И где же все-таки Арта Бург?
Маленькая рука скользнула в его ладонь, и Слейтер мгновенно дернулся. Затем он сообразил, что это Данна воспользовалась темнотой, чтобы ободрить его и дать ему понять, что она рядом. Слейтер сжал ее руку, гадая, сумеет ли он когда-нибудь выпутаться из этой безумной истории.
Толпа двигалась медленно, но никто не толкался, и разговоры велись вполголоса. Вежливость руккеров так же вошла в пословицу, как их готовность убивать. Один антрополог как-то описал манеру поведения руккеров как смесь эскимосской мягкости, мусульманского фанатизма и психологии американского Запада конца девятнадцатого века, жившего «с пальцем на спусковом крючке».
Огни стали ярче. Огромные деревянные факелы пылали в каменных гнездах по стенам сужавшегося коридора. Флуоресцентные светильники, возможно, обошлись бы и дешевле, но руккеры всегда предпочитали использовать то, что под рукой, и сберегать то, что может пригодиться на крайний случай. Когда стало светлее, Слейтер заметил, что их отряд смешался с другими руккерами и что коридор впереди снова расширяется в пещеру. Через несколько шагов перед ними оказался огромный амфитеатр. Просторный, со скошенными стенами чертог, высеченный прямо в скале, был уставлен ярусами грубо сколоченных деревянных скамей. Они полукругом подступали к платформе из отесанных бревен. Она располагалась перед скамьями, у самой скальной стены, и вдоль края ее в металлических гнездах пылали яркие факелы.
Руккеры, все так же вполголоса переговариваясь, растекались по залу, усаживались на свободные места, а в зал вливались все новые и новые людские ручейки. Действуя по совету Мюллера, отряд постарался занять места поближе к выходу — кроме Тау Ланга, который покинул их и направился к платформе. На подобных собраниях консел должен был сидеть с равными себе.
Они уже собирались усесться, когда в передних рядах возникла небольшая заминка, Ссутуленная фигура прохромала мимо них и уселась рядом с Данной. Одна половина смуглого морщинистого лица у вновь прибывшего старца была покрыта белыми рубцами, следами какой-то давней схватки. Старик опирался при ходьбе на массивный посох темного дерева. От него исходил неприятный запах, и Данна нарочито отодвинулась от непрошеного соседа, поближе к Слейтеру. Старик не обратил на это никакого внимания и принялся энергично чесаться. Если его привычки соответствуют внешности, подумал Слейтер, то у него наверняка водятся вши.
Он тотчас же забыл о дряхлом старце, потому что в зале вдруг воцарилась тишина. На платформе стоял человек. За ним вышли еще восемь руккеров — те самые конселы. Тау Ланг шел последним, быть может, случайно, но он оказался ближе всех к лестнице.
Первый старейшина подошел к самому краю платформы и заговорил, обращаясь к залу. Речь его была краткой, голос — сильным и звучным. Закончив, он поднял руку и пропустил вперед другого оратора, а остальные конселы расселись на низкой скамье в дальнем конце платформы.
Оратора звали Альбар Джонцин. Этот кряжистый круглоголовый человек говорил резкими рублеными фразами. Хотя Слейтер не мог понять его речи, ясно было, что Джонцин к чему-то призывает руккеров. В нем чувствовались возбуждение и жестокость. Закончив речь, он махнул рукой в сторону лестницы, призывая нового оратора. Слушатели подались вперед, затаив дыхание. На платформу поднялся землянин. На портупеях, крест-накрест охвативших его торс, висели в кобурах два бластера.
Джей-Би Пелхэм притягивал всеобщее внимание уже одним своим появлением.
Дело было не в физической красоте, хотя белоснежные волосы и высокие скулы делали внешность Пелхэма утонченно-красивой. Скорее можно сказать, что этот человек излучал почти что электризующую ауру, вызывая симпатию у всех, кто сталкивался с ним. Слейтер прежде никогда не видел его, но тотчас понял, каким образом этот человек очаровал половину планеты — и сделал бы это вновь, представься ему такая возможность. Он завладел собранием руккеров, вероятно, самых жестких и суровых представителей человечества за всю его историю, с той же легкостью, с какой завладевал умами фермеров и техников из укрытых под куполами марсианских городов. Он не стал одеваться на руккерский манер, но остался в великолепном походном костюме, явно сшитом на заказ из дорогой темно-синей синтетической ткани, с отделкой из белого меха на воротнике и обшлагах. Лицо его было спокойно, глаза обводили зал задумчивым взглядом. Казалось, он собирается произнести речь перед религиозными лидерами после обеда в хорошем аресском ресторане. Первые же его слова ошеломили Слейтера.
— Друзья! — Голос Джей-Би, глубокий вибрирующий голос хорошего оратора, был великолепен, но потрясло молодого офицера то, что он заговорил на юните. Судя по лицам его соседей, они были поражены не меньше. Не могло быть сомнений, что вражеский язык никогда не звучал на столь торжественном сборе. Однако обаяние Джей-Би обладало такой волшебной силой, что преодолело даже этот предрассудок.
— Я обращаюсь к вам на языке, всем вам понятном. Вы ненавидите этот язык — и вы вправе его ненавидеть. Однако же я не стану извиняться, ибо как друг всех Истинных Людей планеты я принужден пользоваться тем, чем владею сейчас, а не тем, чем надеюсь со временем овладеть. Мне известно, что все дети свободных кланов изучают юнит, когда их начинают чему-то учить. Когда-нибудь я обращусь к вам на вашем родном языке. И все дети на Марсе будущего будут изучать язык Истинных Людей — не первым среди языков, но единственным! Ибо это будет язык Марса, а юнит станет языком отвергнутой Земли, языком грязных бродяг, развалин куполов и фортов, пустыми воспоминаниями беглецов и покойников, языком врагов Истинных Людей — врагов, уничтоженных и изгнанных с планеты, на которой им нет места!
