По обычаю, покровителем орминитов считался ныне правящий король Анвардена. От его имени делами ордена управлял командор, свободно избранный остальными. Теперешним командором был лорд Торвар.
Командор и король сидели у камина. Между ними на столике тускло поблескивали два драгоценных кубка со старым вином. Кубок Торвара был почти пуст, Неэр к своему не притронулся.
Торвар сказал:
– Все орминиты одобряют твое решение, мой государь. Средства на строительство храма ты получишь в избытке.
Пламя камина бросало отсветы на лица сына и отца: одни и те же черты, но жестче и резче у отца, тоньше и тверже у сына.
– В этом строительстве, отец, я вижу выход из многих трудностей, – стал объяснять Неэр. – Нищие и бродяги заполонили дороги, кругом разбои, грабежи и мор. От голода и недовольства жизнью простонародье забывает свой долг. Но на пороге Конца страну не должны разрывать внутренние потрясения: королевство должно оставаться единым, а народ – управляемым. Мы не можем возродить ремесла и торговлю: Конец может прийти в любой день, это лишает смысла всякий труд и приобретение. Зато мы можем накормить людей и дать им крышу над головой. Мы полностью покончим с бродяжничеством и нищетой, священники до последнего дня будут наставлять народ в основах веры, богослужения не дадут людям забыть о высокой цели, ради которой их собрали. Пока Богоборец сплачивает отступников и недовольных вокруг себя, мы объединим верных ради подвига во имя Вседержителя…
Неэр был весь охвачен своим невероятным замыслом. Накануне гибели мира он задумал построить колоссальный храм. Неэр представлял величественное здание, которое во славу Престола возводится самоотверженным усилием людей за миг до всеобщей гибели. Объединить народ во имя этого подвига верноподданства казалось Неэру достойным самого Ормина.
– Твой храм будет нашей овеществленной присягой Вседержителю, – произнес лорд Торвар.
– Да, отец! – горячо подтвердил Неэр, радуясь такому точному пониманию собственной мысли. – Я хотел попросить тебя, отец, чтобы ты взял на себя обязанности верховного надзирателя на строительстве. Работы будут идти под покровительством орминитов, и ты, как командор…
– Я готов, мой государь и сын, – без колебаний отозвался лорд Торвар.
Постройка храма заботила короля Неэра так сильно, что он уже теперь любил этот храм. Королю хотелось, чтобы на всем укладе работ сохранялся отпечаток его воли. В душе Неэр задумывал превратить строительство в образец некой идеальной страны. Рабочие – это простонародье. Их кормят, о них заботятся, но не позволяют совершать зла. Надсмотрщики – воины. При храме будут и священнослужители. Все они служат одной великой цели, хотя она и непонятна рабочим и надсмотрщикам; но чем выше человек стоит над ними, тем яснее ему эта цель. А совершенно ясно ее представляют только верховный надзиратель да сам король Неэр.
– Избегай телесных наказаний, – наставлял король своего вассала и отца. – Вели наказывать виновных тяжелыми работами. Это полезнее для строительства и позволит освободить послушных работников от самого тяжелого и грязного труда. Пусть послушные и старательные имеют какие-то преимущества перед остальными. Люди должны видеть, что их положение зависит от них самих. Тогда им станет ясно, что недовольны своим положением только самые худшие. Затем… Следи за надсмотрщиками. Если они поступают жестоко и несправедливо, то сопротивление им работников будет выглядеть как справедливость. А мы не должны допускать, чтобы сопротивление власти превращалось в борьбу за справедливость. Будь непримирим, надсмотрщиков вынуди служить честно. Их нужно много, столько ты за короткий срок не наймешь, поэтому назначай их сам из надежных рабочих и призови именем закона из ближайших деревень…
Соверн еще не успела затронуть война.
Философ Гренислао расположился у моря. Море пахло мокрой галькой… нет, это мокрая галька на побережье пахла морем. Пролетели года с тех пор, как студент-богослов Грено был отчислен из университета. Он возмужал, отпустил короткую кудрявую черную бородку, носил шерстяной перепоясанный плащ и жил под открытым небом.
Беды, охватившие мир на пороге Конца, теряли часть своей силы под ярким солнцем Соверна. Чудовищные шторма смыли порт Тиндарита и несколько раз затопляли город, морская торговля прекратилась, но маленькие рыбацкие лодки в тихие дни смело шныряли вдоль берегов. С пропитанием на юге было легче, чем в других краях. Имея до поры в заплечной суме лепешку, редьку и кусок козьего сыра, Грено чувствовал себя богатейшим из смертных: у него было все, что ему нужно!
До Тиндарита давно долетели слухи о двух главных событиях Обитаемого мира. Ранней осенью восстал Богоборец. А в начале зимы король Анвардена взялся за строительство огромного храма, на которое была согнана тьма-тьмущая народу.
Настала весна.
Во время лекции под Расписной Аркой один из учеников спросил Гренислао, что он думает об анварденском храме. Грено тут же ответил:
– Я считаю, король вардов поступил остроумно: чтобы спасти свой народ от голода, велел заточить его в тюрьму.
Гренислао был знаменит, почти как философы древности. Он считал себя последователем натурфилософов, которые утверждали, что вселенная пребывает в вечном движении и в основе бытия лежит «нечто движущееся». Движение – постепенное изменение, незаметное простому глазу. Это значит, что все на свете находится в постоянном превращении, иначе – вселенная творит сама себя. Таким образом, сам Вседержитель выходил лишь одним из существ, которого ждет судьба всего существующего: развитие, упадок и новое превращение.
Гренислао не преследовали в Тиндарите. Здесь испокон веков за одетыми в шерстяной плащ бородатыми людьми признавалось право говорить на площадях все, что им вздумается. Священнослужители осуждали Грено и даже при встрече с ним переходили на другую сторону улицы, многие благонамеренные горожане с презрением смотрели ему вслед. Но у Гренислао завелось немало последователей, особенно среди молодежи, которые, как и он, подражали древним.
Свою харчевню хозяин давно не подновлял. Краска снаружи вся облупилась, по белому фасаду бежали трещины. С порога харчевни Грено окликнула торговка рыбой Риетта. Располневшая, в пестром платье, с розой, воткнутой в черные, отливавшие в рыжину волосы, торговка махнула рукой:
– Здравствуй, философ. Я хочу задать тебе вопрос, можно?
Грено обернулся с насмешливой улыбкой. Как тут было не улыбаться, если эта красавица смотрит на тебя, как морской хищный цветок на проплывающую мимо рыбку? Риетта – веселая торговка. Она целыми днями громко бранится с рыбаками, которые приносят продавать свой улов в больших плетеных корзинах. Зато потом Риетта ищет способа поразвлечься с таким же бескорыстием, с какой жадностью она только что торговалась.
Торговка рыбой часто думала о Гренислао, молодом философе, которого не все любят, но о котором много говорят. Как-то раз она остановилась на площади послушать лекцию Гренислао. Ей скоро стало неинтересно следить за его рассуждениями, но на молодого философа было приятно смотреть и ей нравился его голос.
