Теперь они шли не торопясь. Зоран прихрамывал сильнее прежнего и тяжело дышал. Бегун из него был плохой.
Из подвала вел узкий лаз — пришлось нагнуться — в заваленный мусором коридор. Они несколько раз свернули. Коридор кончался круглым широким колодцем.
— Прыгай!
Зоран остановился и осторожно заглянул за край. Колодец оказался неглубоким — в рост человека. Илла скользнула вниз, как ящерка.
— Ну, полезай! — окликнула она Зорана уже снизу.
Тот, вздохнув, встал на колени, схватился за край и медленно опустил себя в колодец на одних руках. Илла села на камень — ими был завален весь пол.
— Вот здесь и будем сидеть. Они сюда не полезут: ноги переломать боятся.
Зоран, еще не отдышавшийся, опустился на пол.
— Ну и скачки, — проворчал он. — Это от кого мы, а?
Илла расправила на камне широкий подол платья.
— Да, весело пробежались! — зло засмеялась она. — А это нам городская стража потеху порой устраивает, чтобы мы не жирели и чтоб нам жизнь медом не казалась. Ловят нас, как крыс. Гады они! Одно хорошо: не каждый день суются, значит, завтра можно будет уже спокойно жить. Это у тебя вместо обеда бега получились, да?
— И вместо завтрака, и даже вместо вчерашнего ужина, — вздохнул Зоран.
— Ну, как выберемся — будет тебе и обед, и ужин. А пока они там шарят — придется потерпеть. Зато на воле останешься! — подмигнула Илла. — Хотя и голодный…
Серый кот понемногу приходил в себя после встряски. Он спустился с плеч Зорана и пошел исследовать тесный подвальчик.
— А если попадешься, то что? — спросил Зоран Иллу.
Илла попыталась поймать кота за шкирку, когда он проходил мимо нее, поэтому ответила не сразу.
— В каменоломни или в шахты пошлют. Тут вокруг этого добра видимо-невидимо, и поэтому богачи в городе хорошо живут. Гниды!.. У них вместо обеда — точно не скачки, а обед, а то и два! А нас ловят, чтобы мы им жить не мешали, а в каменоломнях работали. Вот Эрсиса так поймали, — вздохнула Иллесия. — А кто туда попал, тем уже воли не видать.
— У тебя, выходит, был дружок? — сказал Зоран. — А теперь одна? Хочешь, я с тобой останусь? — вдруг неуверенно предложил он. — Я не старик еще. Это я так поседел… раньше срока.
Илла похлопала глазами.
— А я всегда одна! Мне и так хорошо, зачем лишние слезы, — фыркнула она и добавила. — Будешь лезть — ударю.
Убедившись, что Зоран сидит смирно, она объяснила уже спокойно:
— А дружок… просто мы с ним в детстве вместе по чужим садам лазили, на рынке пирожки воровали, в подвале зимой мерзли.
Кот, который увернулся, когда Иллесия хотела его схватить, независимо побродил по кругу и сам пришел к ней на колени. Зоран помолчал.
— Ты говоришь, у тебя еще никого не было. Откуда же взяться слезам?
Илла устроилась поудобнее на своем камне, а кот — у нее на коленях.
— У меня никого не было — и слез тоже. Мне материных слез на всю жизнь хватило, пока не померла мамка. Вот я насмотрелась, как она из-за отца ревет. А был тихий, непьющий… сволочь!
Зоран приподнял брови, и над левой появилась извилистая морщинка.
— Вот что… Зачем же ты меня выручила и сюда привела? Я думал, тебе нужен… нужен… человек.
— Пожалела тебя… Облава бы пришла, а ты бы стоял столбом посреди кабака с котом со своим. Они бы тебя раз — и в каменоломни, — снова повторила Иллесия. — А ты же не для того сюда к нам пришел, чтоб страже попасться? — усмехнулась она. — Небось — за чем-то другим?
— Меня дорога привела, — покачал головой Зоран. — А тебе не все ли равно, на каменоломни меня или нет?..
Илла нахмурилась, закусила губу: думала.
— Выходит, не все равно. Врагу каменоломен не пожелаешь. А ты только пришел, может, хотел обжиться, приют найти, и вдруг облава. Все же лучше тебе в Богадельне надолго не оседать: отсюда тоже не вырвешься, хотя тут вроде и не тюрьма. И я все хочу уйти — да никак не могу…
Зоран внимательно слушал, кивал: да, хотел, да, обжиться, приют… А кот свернулся на коленях у Иллы и уже мурлыкал.
— Куда же ты хочешь уйти? — удивился Зоран.
— В Соверн… на юг. Там нет зимы, круглый год тепло, — стала привычно перечислять Иллесия, — на деревьях растут виноград, оливы, ну, и все остальное. Солнца много. Мать тосковала по дому — и умерла. Нас отец сюда притащил. Думал, Анварден — богатый город, и жизнь будет у нас хорошая. А здесь всем пришлым одно место: Богадельня. Да и в той гоняют. Неймется этому королю! — Илла подняла голову и скорчила рожу в проем над круглым колодцем. — Сам бы жил и нам бы не мешал, мы же его не трогаем.
— Илла, пойдем со мной, — вдруг опять сказал Зоран. — Я не трус и не такой растяпа, как кажусь. Я в Соверне бывал, говорить на тамошнем языке могу. Я тихий, не пью… и даже не сволочь.
Илла вытаращила на Зорана глаза.
— С тобой туда? На юг?
— На юг, — подтвердил Зоран. — Туда, где виноград растет… не на деревьях, а это плети такие, вроде плюща.
Илла настороженно разглядывала странного незнакомца. Уличная жизнь научила ее никому не доверять. Было глупо тащить в свой тайник этого бородача. Он же играючи кочергу в косицу заплел. Ему не дашь в глаз так запросто, как Плаксиному отцу. «И что меня дернуло?!». Илла рассердилась на себя. А заодно уж и на него… Ну и чучело! Поставить такого на грядке — вороны со страху вернут урожай за прошлый год!
— Тебя как зовут хоть?
— Зоран.
— Имя какое-то нездешнее…
Зоран вздохнул:
— Я сам нездешний.
— Да уж точно! — фыркнула Иллесия. — Таких, как ты, здесь еще не было!
— Я с дорог, — повторил Зоран. — Давно я на них заблудился. Я незлой человек, Илла. Просто места себе ищу.
— Ну, дела… ты с дорог — а я на дороги хотела, тоже места искать.
Бояться его Илла совсем перестала. Если бы у этого громилы на уме было что худое, давно бы уже сделал по-своему. Иллесия почесала за ухом Зоранова кота.
— Так быстро даже у нас в Богадельне не каждая девчонка решает, с кем ей спать, — сказала она. — Прямо как с луны свалился. Ты пока ищешь, где пожить? Даже не знаю… Ну, хочешь, я возьму тебя к себе, — Илла осторожно добавила, — на пару деньков. Только если что — я тебя выгоню. Ты смотри, у меня с этим быстро!
Горожанам Богадельня казалась чем-то вроде клоповьего гнезда, из которого день и ночь выползают в город воры, попрошайки и поденщики. На самом деле в развалинах были и кабаки, и лавки, и кустарные мастерские. Здесь можно было даже снять жилье у своего рода домохозяев.
Тесные каморки и комнатушки, в которых ютились местные, стоили денег, и за неуплату съемщика могли не только выкинуть прочь, но и здорово пересчитать ребра. Кому не хватало на жилье, устраивались, как попало: в замусоренных залах, во дворе, в подвалах.