Грона оставил Одасу Мудрого и слушал теперь Тесайю Милосердного. Но и к Тесайе он заглядывал редко - у Милосердного был обширный круг сторонников, и Грона чувствовал себя потерянным среди них.
– Тесайя такой странный, - качал он головой, по обыкновению рассказывая Тимене о впечатлениях дня, пока тот крупными стежками ставил ему заплату на рубашку. - Все время говорит дрожащим голосом, поднимает руки, в глазах у него стоят слезы. И самые верные, которые ближе всего к нему, - они начинают рыдать, как женщины.
– Почему? - спрашивал Тимена.
– Жалеют Жертву, - пояснял Грона. - Тесайя говорит, что если у тебя сердце не кровоточит от жалости к Жертве и от того, какой ты сам скверный и как недостоин спасения, то ты чудовище. Поэтому они все время готовы рыдать, а потом обнимают и утешают друг друга. А я как-то не могу. То есть мне жалко Жертву, но ведь неизвестно, когда еще он придет. Я все чаще ловлю себя на том, что слушаю Тесайю, а сам думаю о тебе - как ты тут без меня…
Тимена быстро рос и мужал, но все-таки работать одному на двоих было ему еще не по силам, и он часто представал вечером перед хозяином то с замотанной грязной тряпицей ладонью, то хромая, а как-то раз, ворочая тяжелый камень от обрушившейся части дома, он надорвал себе спину и не мог подняться два дня.
– Знаешь что, - сказал тогда Грона. - Не пойду я плакать вместе с Тесайей. Толку от него все равно не больше, чем от Одасы. Давай лучше я помогу тебе прополоть ту часть огорода, что ближе к ручью. Ты мне покажешь, как это делать.
Тимена отложил репу, которую чистил, и вытаращил глаза.
– Тебе же нельзя работать на земле!
– А что можно? - пожал плечами Грона. - Слушать пустые разговоры, пока ты тут надсаживаешься, а потом зимой вдвоем с голоду помирать? Да к тому же никто не узнает. Кому надо на нас смотреть? И у Тесайи до меня дела никому нет, и остальные про нас забыли.
Остаток лета парни проработали в поле вдвоем, пропололи и расчистили еще кусок пустоши, заготовили на зиму дров себе и сена козе, починили, как могли, дом. Зиму они перезимовали в одном покое. Сидя рядом у очага, говорили о будущем, о Жертве, который не приходит уже много столетий, хотя его все ждут и ждут, о том, что жить страшно, особенно если послушать Тесайю.
Грона рассказывал, как грызутся между собой тиресы, кто из них более прав, и как непонятно и туманно все, что они говорят, а главное - жизнь все хуже и хуже. Одаса вспоминает о прошлом, которое было тысячу лет назад и которого на самом деле никто не видел. Тесайя мечтает о будущем, когда придет Жертва. А если верить ему, то Гроне, наверно, не дадут съесть немного тела Жертвы: ведь он, Грона, не в силах так сокрушаться и рыдать, как все окружение Тесайи.
– А мне тем более, - криво усмехался Тимена.
Он рассказывал Гроне, что говорят между собой рабы. Многие не надеются, что Жертва спасет и их. Ведь рабы часто не соблюдают никаких уставов и заветов и даже едят от голода запрещенную пищу.
Но Грону интересовало в жизни рабов другое. Они умеют ковать себе мотыги и лопаты, могут сколотить деревянную лачугу, выложить камнями очаг, не говоря о том, чтобы вспахать и засеять поле. Рабы часто лечат скот и друг друга, если поранятся на работах, и знают некоторые целебные травы.
– Вот чему бы научиться, - задумчиво хмурил лоб Грона.
Грона показывался в городе все реже, а Тимена и вовсе никогда. Новым летом они с Тименой отвоевали у зарослей еще клочок земли, коза принесла приплод. Грона сказал:
– А почему бы мне самому не стать тиресом? Я бы стал учить всех делать так, как мы. Тогда и жилось бы лучше. Смотри, у нас все получается. Если взяться всем вместе, можно разобрать развалины и распахать пустоши.
Убрав урожай, Грона снова зачастил в город. Он объявил на площади, что знает, как улучшить в Сатре жизнь. Явных сторонников у него пока не было, но были сочувствующие. Появились и враги, с которыми Гроне приходилось вступать в жаркие споры. Дома он жаловался Тимене, что Тесайя и еще один известный тирес Дварна очень им недовольны. Сами тиресы негодуют, их приверженцы кричат, угрожают… Тесайя вздыхает и сокрушается о жестокосердии и самонадеянности Гроны и его возможных сторонников: «Вседержитель допустил этот внешний упадок Сатры и грязь, бессилие и убожество, чтобы мы, глядя на себя, понимали, как мы жалки и грязны внутри. Безумие соблазнять народ Сатры мечтами об изобилии для всех! Мы можем принять спасение только из рук Жертвы».
– Но ты же вроде говорил, что сам Тесайя любит и поесть, и выпить, - недоумевал Тимена, когда Грона передавал ему речи тиреса. - Он что, не хочет, чтобы всего хватало?
– А я ему сказал! - подтвердил Грона. - Он ответил, что он вовсе не привязан к этим благам, и ему все равно, есть они или их нет. Он говорит: кто в каком положении родился, тем и должен быть доволен. Если с нами случается что-то хорошее, ну, или хотя бы не случается плохого - то это уже великая милость, а упадок, разрушение, моры и несчастья - то, чего мы действительно заслужили…
– Не ходи к ним больше, - посоветовал Тимена. - Не хотят слушать - им же хуже, а мы будем жить по-своему.
Но Грона, хоть и устал от постоянных криков, угроз и споров, все равно ходил в город и пытался стать тиресом. Однажды он к вечеру не вернулся. На закате солнца и после наступления темноты Тимена ждал Грону, разогревал ему похлебку, выходил за калитку и прислушивался, не слышно ли шагов. Наконец заполночь Тимена не выдержал и пошел в город сам.
Он допускал, что Грона, может быть, остался ночевать у кого-то из тамошних, но до сих пор подобного никогда не случалось. Было уже по-осеннему холодно, моросил дождь. Тимена прикрывался мешковиной, но скоро совсем промок.
Грону он нашел на площади. Тот лежал в луже крови. Ему проломили голову, и одежда тоже была вся в бурых пятнах. По разбросанным вокруг камням Тимена догадался, что произошло. Его не покидала мысль, что приди он раньше - может быть, успел бы, может, Грона был еще жив…
Тимена взвалил холодное, мокрое от дождя и крови тело друга на плечи. Утром он закопал Грону в глубокой яме в зарослях неподалеку от их дома, там, где они собирались корчевать место для нового огорода.
Никто не помнил, что у Гроны был раб. Тимена ушел в заросли с одной мыслью - лечь под корнями дикой яблони и замерзнуть. В бывшую лачугу Гроны он уже не вернулся.
Тимене не давала забыться душевная боль. Он целыми днями сидел в овраге, глядя перед собой, не в силах ни есть, ни спать, а ночью пробирался к могиле Гроны. «Лучше бы я умер, а он был бы жив», - повторял себе Тимена.
С мальчишеского возраста он научился от других рабов варить корень дейявады. Из их с Гроной хижины он захватил с собой нож и котелок.
Ножом он выкапывал корни дурманящего растения. По ночам в зарослях разжигал костер, воду набирал из луж или ручьев, и к утру отвар дейявады давал ему облегчение. Под действием травы Тимене казалось, что Грона жив, и это было главное. Потом долго болела голова, ломило суставы, знобило, - и Тимена снова выкапывал себе корешки и варил зелье.
