Вспыхнул огонь. Предводитель выхватил факел у своего товарища и ткнул его чуть не в нос Дайку.
В свете было хорошо видно его лицо - худое, обтянутое кожей, с высоким лбом. По обе стороны вдоль щек свисали редкие волосы. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз показался Гвендис остановившимся, пустым и тоскливым. Тоска не ушла из его взгляда, даже когда он, размахивая факелом и покачиваясь, расхохотался в лицо Дайку наглым смехом.
– Да это новый сияющий тирес! Смотрите, надо же, один из тех болтунов ходит по улицам без охраны. Другие-то боятся, без кодлы не высовываются. Это он говорил про любовь, - небожитель яростно ухмыльнулся. - Вам понравилось, ребята? До печенок пробирает!
Его сопровождающие нестройно захохотали. Дайк вдруг догадался:
– Элеса?
– Смотри-ка, он обо мне слышал!
Элеса был невысок, ниже Дайка, сухощавый. Он был очень подвижен, ни минуты не стоял спокойно, размахивал руками резко, то надвигаясь на Дайка, то отпрыгивая, и выкрикивал - от такого напора и правда можно было попятиться. Дайк заслонил Гвендис, чтобы парень не задел ее рукой или факелом. Кто-то из дружков тронул небожителя за плечо:
– Элеса, не связывайся с Сияющим…
– Трус, - выплюнул Элеса.- Все вы трусы, - он развернулся, готовый зарычать на своих товарищей. - Что Сияющий? Такой же тирес, как все эти. Живут в больших домах, где цела крыша, и рабы готовят им мясо, а у нас снег падает на голову, а жуем мы сырую репу, и то не каждый день! И еще они любят болтать на сытый желудок. Да, тирес? А еще они очень любят красивых утешительниц, - разглядев Гвендис, обернулся к своим Элеса и глумливо добавил. - Вот сейчас она и нас утешит, хоть мы не тиресы. Всех по очереди. А если тирес будет против, получит в зубы. Он же до сих пор не знает, что нельзя ходить одному по улицам.
Дайк облекся таким ярким сиянием, что спутники Элесы отшатнулись, и даже Гвендис мимо воли прикрыла рукой глаза.
– Элеса, не трогай Гвендис, а не то я сведу небесный огонь, как древние небожители! - крикнул он. - Я не тирес. Я не такой, как ты думаешь!
Элеса один не отступил перед его сиянием. Даже не угроза свести с небес огонь, а отчаянно прозвучавшие последние слова Дайка заставили небожителя притихнуть.
– Чем докажешь? - спросил Элеса презрительно и резко, тщательно пряча свое смятение.
Его напряженную шею широкой полосой облегало серебряное ожерелье, которое показалось Дайку похожим на ошейник. Дайк сдвинул брови, не зная, что может послужить доказательством для Элесы. Его сияние угасло. Вдруг Дайк решился:
– Хочешь, я тебе скажу, что я думаю про Сатру? А ты сам увидишь, так ли я думаю, как тиресы.
– А ну отойдите! - велел Элеса своим дружкам и сделал нетерпеливый жест.
Те отступили еще дальше.
– Давай, говори, - больше не разыгрывая презрения, с живым интересом спросил небожитель.
– Ну, вот… - собрался с духом Дайк. - Первое: ваша Сатра - куча хлама и камней. Второе: я думаю, про Жертву - это выдумки тиресов, чтобы поделить всех на «достойных» и «недостойных». А третье: знаешь, Элеса, вы все - люди…
Тот тихо выругался, без особого выражения, отступил, крикнул своим:
– Айда!… - и внезапно распорядился. - Сияющего не трогать никогда: он не сволочь, а просто чокнутый.
Элеса нахмурился, его глубоко посаженные глаза совсем потухли. Он молчал, подняв плечи, и его товарищи не смели ни окликнуть его, ни поторопить.
– Элеса, - вдруг с участием сказала Гвендис. - Я знаю, что двое тиресов прокляли тебя на смерть. Они - опасные люди. Но если тебе будет нужна защита, Дайк тебя не обманет.
Небожитель потряс головой, словно очнулся:
– Еще чего! Пусть сперва себя защитит.
И, словно забыв о Дайке и Гвендис, он свернул в сторону, стараясь только не поворачиваться к ним спиной. Его дружки потянулись за ним.
Участие Сияющего в состязаниях эхом отозвалось по всей Сатре. Тиресы не знали, чего им ждать от Дэвы. Простые небожители колебались, не опасно ли поддерживать его: уж больно странные вещи он говорит. А может, наоборот, он и впрямь чудесный посланник высших сил?
После праздника Адатта пошел ночевать к другу. Геда - сухой, долговязый, с правильными чертами худого овального лица, гладкими соломенными волосами - был приятелем Адатты с самого детства. Настойчивый, рассудительный парень, который обычно держался довольно замкнуто, Геда был склонен поговорить и о Жертве, и о будущем, и о предназначении и судьбах, но это не мешало ему смотреть на жизнь трезво. Он был сторонником тиреса Итвары и даже пытался перетащить к нему Адатту. Но тот от души восхищался Дварной и хотел оставаться с ним. Вдобавок от Дварны Твердого было не так-то просто уйти: Адатта присягнул ему на верность.
Геда с участием слушал друга, внимательно глядя в его бледное, разбитое в поединке лицо. Адатта сидел на кровати, обеими руками опершись на свое колено.
– Сияющий - он совсем другой, не как мы и не как наши тиресы. Что хорошо и правильно для нас, он считает неправильным. Я догадался, кто он.
– Кто? - изумился Геда, приютившийся на корточках у очага: он раздувал огонь.
– Сияющий - это Дасава Санейяти.
Геда знал, что его приятель - выдумщик и горячая голова, но подобного не ожидал:
– Кто?!
– Дасава, - повторил Адатта и сжал в ладонях виски.
Он сам ясно не помнил, когда к нему пришло это озарение. Может, еще на площади - то ли от стыда, то ли от радости, что остался жив.
– Подумай, Геда! - лихорадочно объяснял он. - Только Дасава может так нарушать все правила! Ты хоть спроси себя, кто он вообще, этот Сияющий? Даже его спутники не знают, откуда он взялся. Он так искусно бьется, как древние воины, даже Дварна перед ним никто. Он знает историю Светоча лучше нас. Но не осуждает Йосенну и Белгеста, как мы, потому что Дасава был за них, понимаешь?!
Геда терпеливо поправил дрова в очаге и снова стал дуть в огонь.
– Не выходит по-твоему, Адатта. Брось, ты просто не в себе, - ответил наконец он. - Дасава давно заключен в подземной тюрьме Ависмасатры.
– Сбежал… - настаивал Адатта. - Белгест же вышел живым из Царства Ависмы. Почему не Дасава?..
Геда подошел к своему другу, с тревогой приглядываясь к нему: он точно соображает, что говорит? «Интересно, что бы я теперь нес, если бы полдня назад чуть сам не отправился в Ависмасатру?»
– Нет, не выходит, - повторил он. - Если бы он был Дасава, он знал бы Светоч только до того места, как Дасава погиб. А он знает дальше - про возвращение Белгеста. Да и вообще… Почему, по-твоему, Дасава не может сказать, что он - это он? С чего ему назваться каким-то чужим именем?
– Он потерял память, - ответил Адатта.
– А тогда не получается то, что ты сказал раньше, - безжалостно возразил Геда. - Ты сказал: он не осуждает Йосенну и Белгеста, потому что сам был на их стороне. Но он ведь не считает себя Дасавой!
