– Я никого не убивала!
– Спускайтесь.
– Нет, я… – Настя встала и шагнула было вверх, но Серый направил ей пистолет в грудь. – Послушайте, я никого не…
– Настя, вы ведь можете спускаться вниз и одновременно говорить? Так и делайте.
Настя посмотрела снизу вверх на серую тварь, и ненависть привела ее в чувство, словно нашатырь.
– Говорить? Я кое-что скажу… У вас в руке пистолет, но вы почему-то не стреляете в меня. Боитесь? Боитесь, да?
Серый засмеялся.
– Нет, Настя, не боюсь. Меня не взяли бы на эту работу, если бы я боялся. Просто я хочу, чтобы ваша смерть была неприятной, унизительной… Ну, и так далее. Умереть от выстрела в голову – это легко. Это привилегия, которую вы, Настя, не заслужили.
– Пошел ты знаешь куда…
Серый выстрелил, целясь чуть выше ее головы. Настя инстинктивно пригнулась, потеряла равновесие и, ободрав колени, соскользнула на несколько ступеней вниз. Теперь она оказалась по пояс в темной холодной воде. Холод убил родившийся в ее легких крик, превратив его в еле слышный всхлип.
Смерть приобретала все более конкретные черты.
– Прекрасно, – отреагировал Серый. – Продолжай в том же духе.
Зря он так сказал.
Настя выпрыгнула из воды и вцепилась обломками ногтей в стену, чтобы удержаться на ногах. Намокшая рубашка облепила ей бедра и ноги, зубы выстукивали лихорадочную дробь холода, ужаса и ненависти. Настя вдруг поняла, что больше всего в жизни хочет совершить последний отчаянный прыжок, ухватить Серого за ноги и свалиться вместе с ним в воду. Пусть и он испытает этот холод, этот страх…
Возможно, ее серый враг прочитал эти мысли на Настином искаженном ненавистью Лице, а возможно, ему просто надоело тратить время на такое ничтожество, как Настя. Он направил ствол пистолета прямо ей в лицо.
Настя не отвела взгляда.
И все-таки это были не только сумерки сознания, подточенного психотропной диетой. Я думаю, что к тому времени воспоминания уже постепенно пробивались ко мне через заботливо выстроенные частоколы. И я начала вспоминать про свои истинные преступления, но не про те, которые вешал на меня человек в сером.
Снисходительный Иннокентий говорил мне потом, что это, в общем-то, не преступления, а так, ошибки, трагические недоразумения, которые можно списать на мой возраст или еще на какие-то непреодолимые обстоятельства… Иннокентий вообще не любит слово «преступление». Я бы даже сказала так – он не верит в преступление.
Но это он, а для меня все было иначе – и тогда, и теперь. И как бы я тогда мысленно ни называла свои деяния, итог был один.
В этом итоге я не видела большого смысла цепляться за жизнь. Пусть будет что будет.
Хотя вода в том подвале была жуть какая холодная. И было несколько мгновений, когда я была готова порвать Серого на куски вместе с его застегнутым на все пуговицы костюмом.
И Серый испугался, потому что он-то меня убить не мог. А я – запросто. Я всегда была послушным ребенком. И если во мне хотят видеть убийцу, что ж, отлично, я стану убийцей.
И, чур, потом не жаловаться.
3
Толстый махровый халат, шерстяные носки и огромная кружка чая с лимоном. Волосы слегка влажные, но уже почти высохли. Покрасневшая кожа гудит и пахнет спиртом – Настю растирали. Кто, когда – покрыто мраком. Добрый доктор складывает свои инструменты. Все слегка в тумане.
Стук двери – доктор ушел.
– Настя, вам получше?
Настя смеется так, что ее собеседник хочет позвать доктора назад.
– Нет, все в порядке. Не надо доктора.
– Тогда что смешного я сказал?
– Этот ваш серый урод…
– Вы хотите сказать – капитан Сахнович?
– Он тоже сначала спросил меня – Настя, вам лучше? А потом… Сами знаете, чем это кончилось.
– Настя, вы должны его понять…
– Еще чего!
– Один из погибших был его близким другом. Капитан Сахнович тяжело переживает его гибель, отсюда и нервный срыв.
– Он меня чуть не убил. Он псих и…
– Настя, вы его больше не увидите.
– Неужели я его утопила? Мы очень эффектно свалились, но…
– Нет, он не утонул.
– Тогда что – его расстреляют?
– Нет, он отправится подлечить нервы.
– Лучше бы его расстреляли. И еще эту рыжую… Она меня ударила.
– Именно Лиза и сообщила мне, что Сахнович решил вас убить. Если бы не она…
– Ее зовут Лиза?
– Да, а что?
– Мне казалось… Нет, ничего. Слушайте, ну вот вы вроде нормальный человек…
– Спасибо за комплимент.
– Объясните мне, пожалуйста, что со мной произошло. Где я, сколько времени я уже здесь нахожусь, и вообще…
– А вы сами-то что помните?
– Я? Да почти ничего. Я помню, как я еду на мотоцикле… И потом просыпаюсь здесь, в палате. Я что, упала с мотоцикла? Хотя откуда у меня вообще мотоцикл?
– Настя, нам тоже не все известно. Я расскажу то, что знаю.
– Извините, а вот вы говорите «нам», «мы»… Кто это «мы»?
– А вы как думаете?
– Я думаю, что вы из какой-то спецслужбы. Например, ФСБ…
– Прекрасно. Так и думайте дальше.
– Что, не угадала?
– Ну как вам сказать? Мы – это спецслужба… Немножко более секретная, чем ФСБ.
– А вот эти трое убитых – они из ваших, да?
– Из наших.
– И вы тоже думаете, что я их убила?
– Здесь мы с капитаном Сахновичем одного мнения.
– То есть…
– Настя, вы убили этих людей.
– Но…
– Вы сами об этом рассказали.
– Что?!
– Вы сами об этом рассказали. Во время сеанса гипноза. Есть видеозапись.
– Гипноз? Господи…
Теперь Настя понимает, почему у нее голова – как книжный шкаф, куда залез кто-то посторонний и без спроса переставил книжки на другие места.
– Настя, вам плохо?
– Мне плохо? Мне плохо…
– Позвать врача?
– Нет… Артем, расскажите мне про меня еще что-нибудь такое же интересное.
Шестой трек на диске «Песни для плохого настроения» – песня малоизвестной американской группы
Dead
Seagulls
«
For
Ages
». Вокалист, поющий как будто сквозь зубы, раз за разом выплевывает рефрен «
It
was
known
for
ages
…».
To
есть это уже было, это было известно столетья назад. Свежая мысль. Все уже когда-то было, в том числе трюки, уловки, ухищрения, с помощью которых можно запудрить мозги молодой наивной девушке.
