– Приехали, – раздалось через неопределенный промежуток времени.
Открылась передняя правая дверца, Иннокентий выглянул наружу и удовлетворенно заметил:
– Я же говорил – с чего бы это ему менять квартиру?
С этими словами он вылез из машины и направился к багажнику. Филипп Петрович тоже приоткрыл дверцу со своей стороны, но, прежде чем выбираться, спросил:
– Мы что-нибудь должны вам?
– За ужин вы заплатили, – ответил водитель. – А остальное… Остальное спишем по статье «форс-мажорные обстоятельства». В конце концов, никто их сюда не звал. Мы никогда не ходим в гости без приглашения и не любим, когда без приглашения являются к нам. Тем более с оружием. Тем более когда это человек во главе своры «болотных тварей». Мы только хотели бы знать, Филипп, – это будет иметь какие-то последствия? Ждать ли нам новых непрошеных гостей вслед за этими? Нам всегда было трудно найти тихое место, где бы нас оставили в покое, и мы бы не хотели, чтобы этот очень спокойный город превратился в… – водитель замолчал, подбирая правильное слово, – неспокойный город. Что скажете, Филипп?
– Ну, я бы тоже хотел покоя, – проговорил Филипп Петрович. – И для вашей расы, и для себя самого. Я постараюсь, чтобы последствий не было вовсе или чтобы эти последствия коснулись только нас…
– Хорошо.
– …но стопроцентной гарантии я дать не могу. Потому что… Потому что происходят какие-то вещи… которые я еще не очень понимаю. Странные вещи. Я не хотел бы вас пугать, но некоторые мои друзья считают, что времена могут измениться.
– Это было бы неприятно, – в голосе водителя послышалась искренняя печаль. – Всегда так тяжело привыкать к новым временам.
– Пока еще ничего не ясно, но есть опасения. Лучше вам об этом знать заранее.
– Да, знание еще никому не мешало, но ведь вы, Филипп, не захотите поделиться с нами знанием?
– Каким именно?
– Ваше нынешнее задание – в чем оно состоит? Оно ведь как-то связано с теми опасениями, про которые вы говорили. Так?
– Да, но… Но пока еще ничего не ясно, – повторил Филипп Петрович. – Случились некоторые события, но кто знает – может быть, это случайность? Может быть, мои друзья зря беспокоятся? Я пытаюсь разобраться.
– Удачи вам, Филипп.
Филипп Петрович тронул Настю за руку, намекая, что пора вылезать наружу. Она заерзала по сиденью в направлении открытой дверцы, а водитель, не оборачиваясь, проговорил:
– И вам, Настя, всего хорошего. Не бойтесь, у брата Максима золотые руки.
Когда машина тронулась с места, Настя спросила:
– Что еще за Максим? И какое отношение его золотые руки имеют ко мне?
– Максим – это тот самый мой знакомый, к которому мы и приехали. А его золотые руки вытащат из тебя инородный предмет, – говоря это, Иннокентий странно покряхтывал, Настя обернулась и увидела, что их, оказывается, четверо на темной улице перед двухэтажным кирпичным домом. На плече у Иннокентия висело нечто окрашенное в камуфляжные цвета.
– Это еще зачем?
– Неудобно идти в гости без подарка.
– И где подарок?
– Ну вот же он! – и Иннокентий слегка тряхнул тело камуфляжного мужчины. – Какая же ты непонятливая…
Окна в двухэтажном кирпичном доме внезапно стали зажигаться пронзительно-ярким светом, разрывая черноту ночи. Это зрелище почему-то так задело Настю, так обнадежило ее своей обыденностью и нормальностью, что она едва ли не бегом припустила к дверям особняка.
10
Если официант в старопряничном ресторане напомнил Насте сдержанно-хитроумного английского слугу, то брат Максим выглядел как тот самый слегка недотепистый аристократ, которому такие слуги полагаются по законам жанра. Тощая фигура в длинном халате сине-золотой расцветки прошлепала по лестнице со второго этажа на первый и остановилась напротив гостей. Похлопав ресницами и недоуменно выгнув дугой брови, брат Максим затем все же распознал гостя:
– Иннокентий?
– Макс! – куда более радостно выкрикнул Иннокентий и сбросил свою ношу на пол, словно это был мешок с картошкой. Раздавшийся грохот заставил Макса поморщиться и с неодобрением покоситься на человеческое тело у порога, но через мгновение он уже тряс руку Иннокентию и с деликатным смехом интересовался, скоро ли тот собирается отправиться в очередной подвал на очередные полсотни лет. – Главное, чтобы это не стало привычкой, – говорил Максим. – Тогда ты потеряешь все удовольствие…
Филипп Петрович между тем невозмутимо размотал шарф и повесил на вешалку пальто, а Настя, расстегнув пуховик, двинулась вдоль стены, завороженно разглядывая десятки небольших картин, развешанных чуть ли не от самого плинтуса и уж точно до самого потолка. В основном это были портреты мужчин и женщин в костюмах разных эпох, и аура картин была такой, что у Насти и сомнения не возникло в их подлинности, в наличии у каждой из них разного рода занятных историй, которые и привели полотно в конце концов на стену этого странного дома в этом странном городе.
Между тем Максим и Иннокентий продолжали разговаривать, и до Насти донеслось:
– Эта девушка?
Настя обернулась и посмотрела на Максима.
– Эта, – утвердительно сказала она.
– Подойди ко мне, – мягко произнес Максим, и Настя, которая взглянула было хозяину дома в глаза, чтобы сказать этим «Да, вот она я, и нечего обсуждать меня за моей спиной», вдруг почувствовала себя пойманной на невидимую леску. Не в силах разорвать ее и не в силах отвести взгляда, она как в трансе прошагала к Максиму и остановилась в паре шагов перед ним. – Симпатичная, – прошептал Максим. – Немного потерянная, но симпатичная. – Он повернулся к Иннокентию, и Настя моментально почувствовала освобождение от захвата, но еще пару минут не могла прийти в себя. – Кстати, твое новое лицо мне тоже нравится, – сказал хозяин дома Иннокентию. – А не нравится мне вон тот грязный мешок, который ты бросил у дверей…
– Это не мешок, – сказал Иннокентий. – Это подарок. Не мог же я прийти с пустыми руками…
Продолговатое лицо Максима от удивления еще больше вытянулось.
– Подарок? Это в каком же смысле? Это… – Тут до него дошло, и лицо Максима отразило самое искреннее отвращение, которое Настя видела в своей жизни. – Да ты в своем уме? Или тебе в подвале мозги совсем отморозило?!
– А в чем проблема?
– Проблема в том, что я не самоубийца! Это же чистый яд! – Максим приблизился к мужчине в камуфляже и легонько пнул его тапочкой в бок. – Ему же лет сорок, у него печень больная, и он… Боже, он же городской! Он весь пропитан бензином, выхлопными газами, красителями, ароматизаторами… Он испорченный, в венах у него не кровь, а жидкий яд, на который польстится разве что какой-нибудь бездомный упырь из московских подземелий.
