Человеческая рука, лежащая на полу между дверью и косяком. И непохоже, чтобы это была рука кого-то, вздумавшего забавы ради полежать на полу в коридоре и просунувшего сюда руку, чтобы помахать посетителям кафе. Нет, эта рука выглядела совсем по-другому, она выглядела…
Именно так. Мертвой.
Настя вздрогнула, будто проснулась еще раз. Она огляделась и увидела все то же самое, но с некоторыми дополнительными деталями, и эти детали меняли смысл происходящего на противоположный. Со знака «плюс» на «минус».
Филипп Петрович и вправду сидел рядом с ней, но выглядел он… пугающе. Он был бледен, по щекам стекал пот, и он совсем не смотрел на Настю, он торопливо что-то наклеивал себе на шею, потом достал из сумки еще одну такую длинную белую наклейку и засунул ее куда-то в глубь своего пальто. Лицо его при этом исказилось, словно Филиппу Петровичу только что сообщили очень неприятное известие. Или же ему в этот миг было очень больно.
– Филипп Петрович, – осторожно спросила Настя, почти не слыша своего голоса, – с вами все в порядке?
– Не совсем, – сказал Филипп Петрович и тут же схватился за пистолет, направив ствол в сторону троицы за дальним столом. – Сидеть! Сидеть на месте, и чтобы руки были на столе…
Один из троих застыл в полусогнутом состоянии.
– Может, помочь надо?
– Не надо, – сказал Филипп Петрович. – Вы мне очень поможете, если не будете дергаться. Сидеть!
Не отводя пистолет от троих мужчин, Филипп Петрович обернулся к Насте:
– Все в порядке, сейчас я немного посижу, и мы пойдем… То есть поедем отсюда. Сейчас…
– Ага, – сказала Настя, и взгляд ее снова скользнул к мертвой руке, высунутой из коридора, а от руки Настин взгляд по цепочке темных пятен на полу проследовал к Филиппу Петровичу.
– Все будет хорошо, – сказал Филипп Петрович. – И не из таких переделок выбирались… Они думали, я им мальчик для битья… Они думали, устроят тут спектакль про короля Бориса и янычар…
Филипп Петрович все сильнее запинался, все длиннее становились паузы между словами, а Настя всё больше наклонялась вправо и вниз, пока не увидела что серия кровавых пятен, начинающаяся от двери, заканчивается темной лужей, в которой мокнут полы пальто Филиппа Петровича. Настя неожиданно для себя самой протянула руку и тронула Филиппа Петровича за запястье. Тот вздрогнул, но потом улыбнулся краем рта.
– Все будет хорошо…
Настя поняла, что сейчас у нее из глаз потекут слезы, но этим слезам было суждено остаться предчувствием, не более того, потому что в следующую секунду дверь из коридора распахнулась и в зал вошла Лиза.
Филипп Петрович посмотрел засыпающими глазами сначала на нее, потом на онемевшую Настю и сказал:
– Все будет хорошо.
Настя инстинктивно стала съеживаться и сползать под стол, но прежде она озвучила свой маленький женский каприз насчет Лизы:
– У-убейте ее, пожалуйста.
– Ладно, – сказал Филипп Петрович. – Я попробую еще раз.
Лиза между тем подошла к барной стойке, двигаясь так медленно и с таким явным трудом, как будто на ней был невидимый водолазный костюм.
– Девушка, вам помочь? – опять вскочил кто-то из троих за дальним столиком.
– Сиди, – сказал Филипп Петрович. – Она сейчас сама тебе так поможет… – Он говорил все тише, словно терял интерес к происходящему вокруг, сосредоточиваясь на происходящем внутри собственного тела; а с тем, вероятно, творилось что-то неладное. За дальним столиком воспользовались этим состоянием Филиппа Петровича и устроили нечто вроде краткого совещания; потом один из троих встал, одернул свитер и направился в сторону Лизы. Насте почему-то подумалось, что это не к добру.
– Пристрелите ее, – повторила Настя, глядя, как Лиза уцепилась за стойку бара и оглядывается по сторонам.
– Я ее сегодня уже пристрелил, – проговорил Филипп Петрович, с трудом поднимаясь со стула. – Я ее пристрелил, но она… она не заметила.
Он взял со стола свой пистолет и прицелился в Лизу, но поскольку делал он все теперь не так быстро и не так умело, то Лиза успела за это время переместиться на несколько метров, не переставая делать какие-то жесты в сторону мужчин за дальним столиком. Их делегат был уже совсем близко, и Настю удивило, что на его лице была написана искренняя обеспокоенность; он действительно переживал за рыжеволосую незнакомку.
– Извините… Девушка, вам плохо?
Филипп Петрович выстрелил, и декоративная бутылка на полке бара разлетелась вдребезги. Лиза не пошевелилась, а мужчина, который спешил ей на помощь, отпрыгнул назад и завопил, не испуганно, а скорее озадаченно:
– Мужик, ты чего?!
– Ничего, – сказал Филипп Петрович и снова выстрелил. Насте показалось, что он попал Лизе в плечо – во всяком случае, та слегка дернулась, как от удара, но в лице не изменилась и уж тем более не упала. Больше пистолет не издал ни звука, хотя Филипп Петрович еще некоторое время по инерции жал на спуск.
За дальним столиком к этому времени явно выработали план действий по усмирению чокнутого стрелка, и, как только стало ясно, что патроны у Филиппа Петровича кончились, двое мужчин кинулись к нему, а один поспешил на помощь Лизе. Филипп Петрович исподлобья смотрел на приближающихся к нему мужчин и рылся в кармане пальто, вероятно, в поисках новой обоймы. Потом он вынул из кармана пустую ладонь и показал ее Насте. И пожал плечами.
Тут один мужчина схватил его за грудки, а второй стал выдирать у Филиппа Петровича пистолет; Филипп Петрович отнесся к этому стоически, то есть стоял и никак не реагировал, и неизвестно, сколько бы эти двое с ним провозились, но тут Настя вылезла из-под стола, схватила табурет от барной стойки и что есть сил двинула по спине тому, который тряс Филиппа Петровича за грудки. Мужчина вскрикнул от неожиданности, разжал руки и повалился грудью на стол. Из этого положения он обернулся и удивленно уставился на Настю.
– Куда ты лезешь?! – сердито выкрикнула та. – Ты знаешь, куда ты лезешь?! Ведь не знаешь, а…
Тут Настя поняла, что изумленный взгляд мужчины направлен уже не на нее, а в другом направлении. Настя обернулась и увидела, что у стойки бара Лиза и мужчина, который так искренне хотел ей помочь, вцепились друг в друга, словно каждый хотел втиснуться в тело другого.
– Ничего себе, – пробормотал оглушенный Настей мужчина. Двое у стойки слегка покачивались из стороны в сторону, и если это было борьбой, то Лиза явно побеждала, заставляя мужчину прогибаться в позвоночнике.
– Валера времени даром не теряет, – сказал третий мужчина, которого парочка у стойки теперь интересовала больше, чем пистолет Филиппа Петровича. Настя сначала не поняла, о чем это он, но потом сообразила – приятелям Валеры казалось, что их друг и девушка у стойки бара сплелись в порыве страсти, что это долгий поцелуй не позволяет двоим оторваться друг от друга. Такая глупость могла прийти в голову только мужчинам. Настя достаточно знала Лизу, чтобы понять – никакой это не поцелуй, и вообще, что бы это ни было, ничем хорошим для Валеры это не кончится.
