– Я бы попросила, чтобы меня заперли в подземной камере-одиночке?
– Нет, не в этом дело. Ты бы поняла, что это не горстка лжецов и убийц. И что Леонард – не сумасшедший волшебник. Ты бы поняла, что это – будущее. Новое будущее.
– Я в курсе, «Новое будущее», так называется фонд Леонарда. У него есть офис в Лондоне и веб-сайт, правда, довольно бестолковый. Зачем сумасшедшему волшебнику веб-сайт, а?
– Вы не понимаете, – разочарованно сказал Покровский. – И ты не понимаешь, и этот гном, и все остальные. Я не у психа на подхвате работал, я помогал создавать новое будущее. Когда в безумную идею вкладывают такое количество энергии, денег, сил, она перестает быть безумной идеей, она становится неизбежной реальностью, нравится тебе это или нет.
– Сильно сказано. Только ведь ты потом сбежал от Леонарда, ты говорил, что сыт по горло его трюками.
– Я тогда надеялся, что от Леонарда можно сбежать.
– Но ведь ты и сбежал.
– Да, в подземную камеру-одиночку. Хотя… Здесь действительно спокойно. Здесь, – он перешел на доверительный шепот, – мне уже две недели не снятся сны.
– А раньше?
– Раньше… – Покровский поежился. – Вся честная компания. Леонард. Сахнович. Лиза. Локстер. Поодиночке и все вместе.
– И что именно тебе снилось?
– Они были мной недовольны, – сказал Покровский. – Очень недовольны.
Похоже, в конце концов они нашли способ выразить свое недовольство.
– …выглядел немного иначе.
Настя инстинктивно пятилась, пока не уперлась спиной в противоположную стену коридора. Значит, вот так это все и происходит. Вот так внезапно люди исчезают из твоей жизни, оставляя после себя… Лучше было не думать, что же именно оставил после себя Артем Покровский. Настя вспомнила, что во время той последней встречи с Покровским на языке у нее вертелось злорадное «не рой другому яму, сам в нее попадешь», однако вслух она этих слов не произнесла. Сколько бы зла ни причинил ей Покровский, в яме теперь сидел именно он, и плевать в эту яму с высоты нынешнего Настиного положения было уж как-то совсем неприлично. Тем более что Покровский сам решился сбежать от Леонарда, поняв…
Нет. Дело было не в том, что он понял нечто важное про Леонарда. Просто это было в природе Покровского – перебегать с одной стороны на другую, причем так легко, что слово «предательство» было бы здесь неуместным усложнением, все равно что высчитывать «два плюс один» на супермощном компьютере. Если его когда-то и мучила совесть, то это осталось строго между Покровским и совестью.
– С тобой все в порядке? – спросил Смайли.
– Ага, – кивнула Настя. С ней было все в совершенном порядке, просто немного не хватало воздуха. – Я просто хотела сказать… Майор Покровский был здоровый такой мужик с усами… Когда я видела его в последний раз, у него еще и борода была. А то, что здесь разбрызгано по стенам… Совсем непохоже на него.
Смайли вздохнул:
– Мы, конечно, проведем анализ ДНК, на всякий случай, хотя вряд ли кто-то мог забраться сюда, выпустить Покровского, запереться в камере и потом взорваться изнутри.
– Взорваться изнутри?
– А какую бы ты указала причину смерти? Сердечный приступ? Вряд ли. А вот если вспомнить, как в прошлом году, когда ты с Покровским искала Дениса Андерсона…
– Однажды ночью он пропал. И потом обнаружился уже в лагере горгон.
– Помнишь, почему он перестал тебе помогать?
– К нему явился призрак Сахновича, его друга. И призрак сказал, что внутри Покровского есть какая-то штука… Что-то типа бомбы.
– Скорее типа сети, оплетшей все жизненно важные органы. Источник этой сети – что-то вроде крохотной опухоли на задней стенке желудка Покровского.
– Подарок от Леонарда.
– Да, чтобы держать Покровского на коротком поводке. Человек, управляемый с помощью пульта дистанционного управления.
– Какого еще пульта?
– Я имею в виду, что под влиянием внешнего сигнала сеть внутри Покровского активизировалась и причиняла ему дикую боль. Если сигнал был слишком сильным или слишком долгим….
– Да, я поняла. Он сидел тут с прошлого лета, неужели нельзя было вытащить из него эту сеть?
– Мы попытались. Первая попытка едва не убила его, поэтому решено было провести дополнительные исследования. Он сам попросился в подземный блок, чтобы люди Леонарда не смогли достать его этим сигналом.
– Но они его достали.
– Вот именно. Он сидел здесь с прошлого лета, все было нормально. До прошлой ночи.
– Вы хотите сказать…
– Кто-то из свадебных гостей.
– Или из этой телевизионной банды! Они же…
– Мы уже проверяем их аппаратуру…
– Знаете, мистер Смайли, здесь становится как-то жутковато.
– Сейчас мы поднимемся наверх, Анастасия.
– Я не про подземелье, Роберт. В Лионее становится жутко.
13
«Дениса удалось спасти, потому что рядом был врач и рядом были вертолеты, на которых его быстро вывезли из лагеря горгон. Две недели он пролежал в клинике под Екатеринбургом, а потом его состояние стабилизировалось, и Дениса отправили долечиваться в Лионею. Я с ним не полетела, я осталась дома. Не очень-то хотелось снова встречаться нос к носу с Амбер и выслушивать всякие гадости, а гадостей у нее для меня хватило бы. Наверняка именно я оказалась бы виноватой в том, что Денис лежал в реанимации, хотя Смайли, например, считал меня чуть ли не героиней. А может быть, это он так издевался. Я знала, что жизнь Дениса в безопасности, и считала, что выполнила свой долг и теперь могу гулять на все четыре стороны. Все равно Денис был не в том состоянии, чтобы вести со мной долгие задушевные разговоры о том, что было, и о том, чего не было. Задай я ему тогда вопросы, что вертелись у меня на языке, он бы, чего доброго, впал в кому. Я не хотела портить жизнь Андерсонам, я просто ушла, тем более что Давид Гарджели теперь не держал на меня зла, Покровский попал в руки к Андерсонам, а про Лизу давно уже ничего не было слышно. К тому же, раз Денис вернулся в Лионею, какой от меня был прок? Даже Люциус больше не действовал мне на нервы. Я осталась одна, и я могла делать то, что я захочу…»
И оказалось, что мечтать об одиночестве, о возвращении домой и о свободе выбора – совсем не то же самое, что получить все эти вещи в реальности.
«Я вернулась в университет, это оказалось сделать довольно просто, потому что об этом позаботился Михаил Гарджели, когда еще был жив. Я встретила Монахову, которая тогда переживала свой очередной любовно-экономический кризис, и мне пришлось ее утешать, и я вдруг поняла, что Монахова со всеми ее бизнесменами и полетами на уик-энд в Турцию гораздо несчастнее меня. Мне-то жизнь, конечно, настучала по башке, но я хотя бы видела Лионею, видела, как рушится и горит дом Старейшей Горгоны, гостила в уютном жилище демона посреди Праги, ездила в лимузине на королевский бал и вернулась оттуда в обеих туфельках, держала в руках древний меч… Я видела мир, который существовал с обратной стороны панельных многоэтажек, грязных маршрутных такси, пожизненных выплат по кредитам, бесконечных осенних дождей, пыльного лета вперемешку с тополиным пухом, вечно промокающих сапог и еще миллиона вещей, которые меня бесят и которые у меня не хватит терпения перечислять. Не то чтобы это был совсем другой мир, он безусловно существовал в том же измерении и, более того, в неразрывной сцепке с реальностью первых девятнадцати лет моей жизни, но…
