– Вот чтобы следующий день не стал еще тяжелее… – Армандо каким-то волшебным образом сделал так, что его рука исчезла из Настиной, а вместо его плеча под ее головой оказалась подушка, и Настя стала проваливаться в эту подушку, как в темную бездну, помня лишь одну мысль, пристегнутую, как чугунное ядро к щиколотке каторжника, – она неудачница, и таковой останется и дома, и в Лионее, и живой, и мертвой, просто ее неудачи будут приобретать разные формы… Выйти замуж за принца, оказаться первым лицом Лионеи и по-прежнему быть неудачницей – это еще надо постараться, и она, похоже, постаралась, только вот как и когда – она этого даже и не заметила. А значит, это в крови, значит, это предопределено, от этого никуда не деться, и…
– Принцесса, – Армандо тронул ее за плечо, Настя резко поднялась и немедленно забыла мрачные сны, спрятанные в глубине подушки. В дверях стоял высокий парень в гостиничной униформе, в руках у него была коробка.
– Это посылка для вас, – пояснил Армандо, изучив сопроводительные бумаги и надписи на самой коробке.
– Ладно, – машинально сказала Настя. – Посылка. Я поняла. Что дальше?
– Я ее возьму и открою.
– Ладно, – кивнула Настя и только потом сообразила, почему Армандо собирается собственноручно открывать ее посылку. – Открывай. Ты думаешь, что там?
Армандо закрыл за посыльным дверь и прошел в ванную комнату. Было слышно, как он отрывает скотч, разрезает картон, шуршит оберточной бумагой и полиэтиленом. Потом наступила тишина.
– Ну? – не выдержала Настя. – Что там? Ведь не бомба, правда? Потому что, если бы это была бомба, ты бы уже…
Армандо вышел из ванной комнаты, и Насте как-то расхотелось шутить, потому что ее телохранитель выглядел довольно бледным. В руке у Армандо было что-то вроде почтовой открытки. Настя встала с дивана, взяла открытку и прочитала выведенное прыгающими неровными буквами: «Присылайте еще».
– Что это еще такое? – не поняла она. – Присылайте – что? Кому я что присылала?
Она вошла в ванную комнату, увидела коробку, которую Армандо поставил в ванную, нагнулась, отвела остатки обертки и в последний момент почувствовала запах, который был не очень приятным и порождал столь же неприятные ожидания. Однако на анализ запахов уже не оставалось времени, потому что Настя увидела то, что было в коробке и что придавало четкий и жуткий смысл посланию – «Присылайте еще»…
В коробке лежала голова Филиппа Петровича.
3
Поезд не простоял и положенных пяти минут, а потом тихим ходом, почти украдкой, убрался восвояси, и его отбытие вернуло платформу с домом из белого кирпича в прежнее состояние, то есть в состояние места, забытого богом и министерством транспорта. Офицер посмотрел на пустые рельсы и вздохнул. Офицера звали Бернар, а в руке он держал какие-то бумажки.
– Это что еще такое?
Холод делал Настю раздражительной. И еще это запустение вокруг. И еще записка. И еще посылка. Отправившая ее тварь была настолько бесстыдна в своей жестокости, что указала обратный адрес.
– Это мой подробный отчет, – сказал Бернар, глядя в сторону, где скрылся поезд. – А вот мое прошение об отставке.
Настя посмотрела на офицера снизу вверх. В нескольких шагах позади Бернара стояли еще четверо, тоже в черной походной униформе, тоже с вещмешками и оружием, и у каждого в руке тоже какие-то бумажки, наверное, отчеты и прошения об отставке. Еще дальше, приготовленные к погрузке, стояли три простых деревянных гроба, подписанных углем. Три гроба – потому что тел, пригодных для упокоения в этих гробах, было только три.
– Отчет я прочитаю, – сказала она. – А прошение… Знаете, не сезон сейчас для таких прошений, – она крест-накрест разорвала бумагу и пустила обрывки по ветру, который подхватил их и понес по серой пустоши, кое-где присыпанной снегом. Офицер проводил разлетающиеся клочки бумаги тоскливым взглядом, выдававшим желание убраться отсюда как можно скорее.
– Я провалил задание, – сказал офицер. – Я потерял людей. Я был не готов к тому, что нам встретилось.
– Я понимаю. Когда я с этим встретилась, я была еще более не готова. Совсем не готова. Только вот прошение писать мне было некому, – она чуть возвысила голос, и сама тут же испугалась: не много ли берешь на себя, Анастасия, – читать нотации здоровенному мужику старше тебя лет на десять? У него и пистолет на поясе, и шрам на подбородке, и вообще… Но здоровенный мужик хмуро смотрел в землю, и, судя по всему, совершенно не понимал, во что он вляпался и что ему теперь делать. А раз так…
– Знаешь, это ведь не игры в войну: поцарапал коленку и пошел домой. От того, что ты напишешь прошение об отставке, оно не исчезнет. Оно будет жить и будет убивать, и кому-то другому придется с ним иметь дело, а этот другой тоже окажется не готов, и тоже напишет рапорт, и так люди будут гибнуть, а вы будете писать рапорты… До тех пор, пока… Пока что, а?
– Я плохо понимаю по-английски, – сказал офицер. – Не могли бы вы повторить все это помедленнее?
– Блин! – от досады Настя перешла на родной язык. – Нет, не могу я тебе повторить… – она задрала голову, посмотрела в пасмурное румынское небо и попыталась отыскать там хоть подобие ответа на очень простой вопрос: почему там, наверху, ее не любят? Почему ее безусловно правое дело то и дело тормозится из-за всякой чепухи, типа потерянных при пересылке документов или языковых различий? Небо с присущим ему тактом воздержалось от объяснений. Настя мысленно досчитала до пяти и вернулась к офицеру: – Помедленнее это будет так: раньше ты не был по-настоящему готов к встрече с Лизой? Теперь, будем считать, ты подготовился. Мы вернемся, мы найдем ее и… – Настя едва не произнесла «убьем», но даже в порыве праведного мщения ставить заведомо неисполнимые цели было бы нехорошо. Она подумала и закончила фразу так: – Что-нибудь с ней сделаем. Что-нибудь нехорошее.
Это офицер понял, но энтузиазма на его лице не прибавилось. Настя развернула лист с рапортом – написано было от руки, а почерк у офицера был хреновый; да и писалось все это, наверное, на коленке, в состоянии нервного шока.
– Расскажи мне, как все было, – сказала Настя. – Я хочу знать.
И он рассказал.
Труднопроизносимое название румынской деревни Филиппу Петровичу сообщил доктор Бромберг, а Филипп Петрович передал информацию дальше; в итоге, примерно через сутки после того, как дороги Насти и Филиппа Петровича разошлись, в малонаселенном районе Западной Румынии Филипп Петрович встретился с группой из одиннадцати бойцов, присланных Смайли. Шестеро из них участвовали в прошлогоднем налете на поселок горгон, у остальных тоже имелся некоторый опыт. Которого оказалось недостаточно.
Когда отряд выдвинулся к деревне, та оказалась пустой, и рассвирепевший Филипп Петрович заподозрил, что Бромберг его обманул, из чего последовало сильное желание вернуться в Чехию, взять доктора за грудки и вытрясти из него не только правдивую информацию, но и кое-какие внутренние органы. Однако потом кто-то из бойцов нашел следы, и следы эти вели дальше в горы. Похоже, что если не вся деревня, то значительная ее часть отправилась на прогулку, подышать свежим горным воздухом, что, может быть, и странно, учитывая время года, но кто их знает, этих румын и их обряды?
