– Не перестанут, ваше величество.
Фишер произнес это буднично и почти равнодушно. Да, вот так, между делом, рыцарь-администратор исправлял неисправляемое. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, не требуя наград и конных статуй в знак признательности.
– Что ты имеешь в виду? – спросил король, как будто слегка огорчившись, что его отвлекли от морального изничтожения Насти. – Почему ты так уверен?
– Обстоятельства, – сказал Фишер и раскрыл папку. – Обстоятельства сложились так, что наши отношения с детьми ночи больше не являются проблемой.
– Накамура больше на меня не дуется? – Настя уважительно покосилась на папку, в которой содержались такие замечательные известия.
– Не интересуюсь чувствами господина Накамуры, – остудил ее Фишер. – А вы, принцесса, должно быть, не совсем понимаете, в чем состоят наши противоречия с детьми ночи.
– Я прекрасно все понимаю. Они хотели судить Дениса за убийство графа Валенте, мы хотели судить Марата за покушение на Дениса. Его королевское величество не хотели идти на уступки и готовы были драться на поединке, лишь бы Марату торжественно вбили в сердце осиновый кол. Но пока их королевское величество находились на излечении, я освободила Марата, надеясь, что и вампиры откажутся от своих требований. Они, паразиты, не отказались. Мы не хотели отдавать Дениса, поэтому вампиры бросили нам вызов, драться должна была я, но обстоятельства меня задержали, и драться вышла Амбер…
– Которая сейчас уже пришла в себя, – дополнил Фишер. – И благодаря поражению которой претензии вампиров стали неоспоримыми. Мы обязаны выдать им Дениса Андерсона.
– Ноя…
– То, что вы подрались с тем вампиром, который победил Амбер, ничего не меняет, – Фишер задумчиво посмотрел в потолок, подбирая доступные для Насти образы. – Если ваша сестра заняла второе место на соревнованиях по фигурному катанию, а вы потом встретили в темном переулке чемпионку и переломали ей ноги, ваша сестра все равно останется на втором месте. А вы пойдете в тюрьму.
– Я?
– Не вы, принцесса, а сестра той девушки, которая…
– Эндрю, я и не знал, что вы интересуетесь фигурным катанием, – перебил его Смайли. – Я всегда думал, что мужчины, которым нравится фигурное катание… Впрочем, не в этом дело. Вы только что сказали, что у нас больше нет проблем в отношениях с вампирами. А проблема состояла в Денисе Андерсоне и желании вампиров его судить. Я правильно понял – вампиры больше не хотят судить Дениса Андерсона?
– Не совсем так, Роберт, и если вы больше не будете меня перебивать, я сейчас все поясню.
– Я не буду вас перебивать, если вы не будете рассказывать истории про фигурное катание…
– Вампиры по-прежнему хотят судить Дениса Андерсона. Но, как я уже сказал, обстоятельства…
– Эндрю, если бы я чувствовал себя немного лучше, я бы уже давно взял вас за шиворот и как следует встряхнул, чтобы вы говорили быстрее и понятнее, – не выдержал Утер. Настя заметила, что король вытряхивает из коробки какие-то таблетки, безуспешно пытаясь сделать это незаметным для остальных.
– Обстоятельства сложились так, что Дениса Андерсона теперь невозможно выдать вампирам, – сказал Фишер.
– И давно обстоятельства сложились именно так? – поинтересовался Смайли.
– Около пяти часов назад. Но окончательное подтверждение я получил лишь полчаса назад.
– Подтверждение чего?
Фишер вдруг встал со своего стула и вытянулся, как солдат на посту. Утер запил таблетку, поставил стакан с водой на стол и непонимающе уставился на своего рыцаря-администратора. Насте вдруг стало зябко, и она обхватила плечи руками и смотрела на вытянувшегося Фишера, понимая, что вот-вот случится что-то очень плохое, и к этому плохому она, Настя, каким-то невероятным образом имеет прямое отношение…
Только она опять ошибалась. Это нечто очень плохое уже случилось. Пять часов назад.
А Фишер между тем говорил, точнее, зачитывал текст из своей папки:
– …пассажирский самолет маршрута «Мадрид – Торонто» потерпел аварию над Атлантикой. Все пассажиры и экипаж погибли.
Кто-то невидимый ударил Настю в живот и пробил ее жалкое тело насквозь. Она посмотрела на Фишера, ожидая, что тот ойкнет и скажет, что ошибся, а потом вытащит нужную бумажку, где будет написано нечто совсем другое. Но Фишер в отличие от Насти не имел привычки ошибаться. Все было сочтено, взвешено, разделено, и итог отпечатан по форме, предусмотренной Протоколом.
– Какое отношение… – голос короля Утера звучал приглушенно, как из бочки.
– Согласно спискам пассажиров, на борту присутствовали: Андерсон Денис, Андерсон Томас и Крамер Берта… – Фишер оглядел присутствующих, немного удивился выражениям лиц и счел нужным добавить: – Берта Крамер – это одна из двух служанок, которые…
– Ты хочешь сказать, что мой сын погиб?!
– Выражаю искренние соболезнования, ваше величество, – сказал Фищер и склонил голову. В таком положении он простоял секунд пять, а затем продолжил: – Таким образом, требования вампиров не могут быть удовлетворены по объективным обстоятельствам, итоги поединка теряют всякое значение, и конфликт с расой детей ночи можно считать исчерпанным.
Фишер закрыл папку и снова огляделся; на лице его возникло удивленно-обиженное выражение. Он явно ждал какой-то иной реакции, не мертвой тишины и не отведенных глаз. Пальцы королевского секретаря зависли над клавиатурой, но печатать было нечего, все молчали, а секретарь не знал, как можно зафиксировать в электронной летописи Утерова правления тот многорукий ледяной ужас, что схватил за глотку каждого из четверых. Поэтому секретарь не шевелился, душил в себе кашель и изо всех сил старался стать тенью на стене.
Но тут другая тень подала свой скрежещущий голос:
– Это значит, проблема решена, мистер Фишер?
– Да, конечно, – поспешно выпалил рыцарь-администратор и повернулся к королеве-матери, едва ли не улыбаясь от радости, что обнаружил родственную душу в этом жестком мире.
Только Настя моментально развернула его назад:
– Сколько их было?
– Было кого?
– Людей на самолете.
– Не знаю… Не знаю, но могу посмотреть, – он зашелестел бумагами, но тут Настя задала следующий вопрос, и Фишер вздрогнул, как от удара.
– Скольких человек мы с вами убили, мистер Фишер?
– Что?
– Сколько?
– Принцесса… – Фишер пытался сыграть голосом возмущение и упрек, но у него всегда были проблемы с обычными человеческими эмоциями, и в его голосе прорезалось не возмущение, а злость.
– Ваше величество, – Настя повернулась к Утеру. – Ваш сын жив и здоров. То есть я не могу гарантировать, что он стопроцентно здоров, но я уверена, что он жив, потому что его не было на этом самолете.
