– Я Тивас, Великий Маг и Колдун. Еду в земли Империи. В городе сием задержусь не более, чем надобно для краткого отдыха, дабы с утра путь свой продолжить. Не впервые доводится быть мне здесь и думаю остановиться на ночь в дворе постоялом, что «Звездным Гребнем» именуется.
– Я – Саин, сын Фаразонда, странствующий воитель, сопровождаю друга своего.
Старший угрюмо глянул на нас из-под козырька шлема. Широкими ноздрями короткого бычьего носа раздул густые усы.
– К копью, – коротко рявкнул, и дядьки, дружно опустив копья, недружелюбно уставились на нас поверх щитов.
– Именуемый Тивасом, по слову Блистательного Дома тебя, обезоружив и в железо забив, как изменника, надлежит в Столицу доставить.
На лицо моего духовного лидера смотреть было одно удовольствие. Его мужественная челюсть лежала прямо на дороге, и, пораженный, он даже забыл поднять и поставить на место означенный элемент своего организма. Справедливости ради должен сказать, что дорога, мощенная пластинками хорошо отполированного камня, была очень чисто вымыта.
– Однако как человек, – продолжил, как по писаному, усатый столп словесности, – услуги многие народу Хушшар оказавший, взят под стражу ты не будешь, но в городе сием задержишься, пока по делу твоему решение посланником Совета Отцов сказано не будет. Если же возжелаешь ты гостеприимства нашего бежать, то бит и пленен будешь.
За спиной нашей что-то неприятно заскрипело. Множественно так. Аккуратно скосив глаза, я обнаружил скромно выстроившуюся у нас за спиной шеренгу мужчин с натянутыми луками. Похоже, к нашему приезду приготовились. Я весьма энергично упомянул (про себя, конечно) гостеприимного Фандага. Не забыл покритиковать, признаюсь, нецензурно и себя. Ведь рассказывал мне веселый атаман, что именно аэростаты передают по стране новости. Юмор ситуации заключался в том, что азбука для этих самых передач была разработана товарищем Тивасом. Ну а пересечение границы такой харизматической фигурой, как Великий Маг и Колдун, конечно же, в местные сводки новостей попало. Так что ничего неожиданного в факте столь помпезного приема не было. Удивляло другое. Совершенно иезуитское коварство противостоящих нам злодеев. Хотя проявленный гуманизм слегка успокаивал. Могли ведь предложить и сразу кокнуть. А усатые эти, пожалуй, бы и кокнули.
Только вот граждане Хушшар, похоже, еще не поняли, что полезли играть не в ту лигу. Ладно был бы это какой-нибудь местечковый колдунишка, а тут целый Великий Маг и Колдун, да еще эксперт по дворцовой интриге.
Не дожидаясь, пока старший добубнит заученный текст, Тивас ответил, и голос его вызвал мощное эхо в гулкой темноте прохода.
– Я польшен широтой гостеприимства народа земли Хушшар. Мои заслуги оценены, и в железа меня забьют лишь утром. Как изменника. Меня. Побратима воинов Хушшар. Слезам не хватает места в глазах моих от радости и счастья, ибо пленен я в воротах города, к строительству которого немало усилий приложил. – Тивас легко соскочил с коня. – А тебе, Тамбл Кух, отдельное спасибо. Стыдно всегда мне было о добром вспоминать, а теперь навсегда я забуду, как семейство твое выхаживал, а тебя сквозь перо молоком поил. Забуду, – грустно тряхнул седой гривой Тивас и протянул к нему руки. – На, руки мне свяжи. Под Черного Коня Башню посади. Тогда с тобой точно в расчете буду. Народу земли Хушшар голова моя понадобилась. Ха! Раньше она всем больше нравилась, когда на плечах моих сидела. – И странно, но в голосе явно ерничающего Тиваса пронзительно скользнули нотки искренней грусти. – Воистину говорят, время Бешеной Луны пришло. Уже не надо человеку для горя врага искать, хватит ему и к другу приехать.
Старшему явно было стыдно. Он очень густо покраснел, настолько активно, что угроза инсульта лично мне показалась весьма реальной. Остальным дядькам тоже было явно не по себе. Похоже, здесь Тивас выполнял функции Бэтмена и помочь успел многим.
Главный дядька успокаивающе поднял перед собой руки.
– Ты, Шаусашком, не обижайся и меня зря не кляни. Очередь мне в воротах стоять, потому слово Совета Отцов я до тебя и донес. А слово такое как несут, тебе ведомо. Ты сам знаешь, жизнь моя тебе принадлежит, а Слово – Императору. Жизнь тебе моя нужна – забирай. Скажи только. – Он неторопливо достал из-за спины недлинный широкий меч. – Но против Слова Блистательного Дома пойти я не смогу. Ты сам знаешь, кому и какое слово мы даем. – Он спокойно приставил острие меча к горлу поверх кирасы. – Ну, говори.
Из бедного Тиваса как будто весь воздух выпустили. На него смотреть было жалко. Но совладал он с собой быстро.
– Успокойся, старый друг. Похоже, я не прав сегодня.
Дядька слегка заметно, но облегченно вздохнул и убрал оружие на место.
– А в «Гребень» тебе зачем ехать? Ко мне поезжай.
– Да нет уж. У тебя не отдохнешь. А мне утром с посланником говорить. Ну ладно, проедем мы, коль позволишь. Плата ныне какая?
– Не обижай нас, Шаусашком. Неведомо нам, за что на тебя Блистательный Дом ополчился, но для нас ты свой. А со своих плату брать – харам. Так что езжай, побратим. И со спутника твоего плату не возьмем. Езжай. К утру готов будь.
ГЛАВА 17
Город поразил меня своей чистотой. Как бы повежливее сказать. Пользовались здесь все-таки транспортом, скажем так, на гужевой тяге, и, по идее, дорога полированного мрамора должна была бы быть попятнана продуктами жизнедеятельности. Но блестючий камень был чист.
Народу здесь было много всяческого. Я не говорю о синих Хушшар. От них, в прямом смысле слова, рябило в глазах.
По улицам шли коренастые желтолицые люди с редкими бородками, в накидках из длинношерстых шкур, с короткими секирами на широких проклепанных поясах.
Суроволицые великаны с заплетенными в косицы бородами, привычно одетые в брони из толстых костяных пластин, тащили на плече длиннейшие лабрисы. Этих я узнал – фандо.
Горбоносые, сухощавые, долготелые, в бурых шерстяных накидках, не расстающиеся с внушающими уважение то ли копьями, то ли алебардами. Кто такие – неведомо.
Поджарые, сухопарые, в черных, проклепанных байданах, гундабанды со своими обернутыми вокруг талии мечами. Какие-то коренастые серолицые мужички в вывернутых мехом наружу безрукавках, волочащие по земле здоровенные не по росту мечи.
– Почему так много вооруженных людей? – спросил я у Тиваса.
– Охотники, – пояснил он. – Еще четыре дня, и Хушшар опустят мосты в Степь. Ты сам видел, сколь чудная живность там водится. А ценна она безмерно. Хушшар хорошую плату за проход по мостам берут. А уж в Степи как повезет. Сам видел. Или добычу себе отыщешь, или сам добычей обратишься. Как повезет, – повторил Тивас.
Но больше всего меня поразили магазины, потому что лавками это назвать просто язык не поворачивался. Бутики с сонмом непривычно вежливых продавцов, ненавязчиво зазывающих покупателей. Причем раскручивали по-страшному. Меня в какой-то момент заинтересовала каменная доска с весьма продвинутым мозаичным орнаментом. Стоило мне бросить на нее заинтересованный взгляд, как рядом со мной материализовался из аира профессорской внешности дядечка, выразивший готовность просветить меня по поводу любопытного артефакта. И бодро стал просвещать. В процессе лекции мне всучили набор зубочисток «с потрясающим ароматом утреннего раконга», что-то вроде плоскогубцев – «незаменимое средство при прочистке межпальцевых пространств полуречных ламатеров» и какой-то жуткого вида предмет, на поверку оказавшийся «новомодным изобретением рудокопов подземных для открытия вин, в запечатанных смолою и сургучом бутылях содержащихся», штопор по-нашему. От дальнейшей закупочной истерии меня спасло появление Тиваса, которому тут же втулили «ползуна, для чистки мантий магических необходимого». Вот. А каменная штуковина, привлекшая мой блудливый взор, оказалась столешницей, «что подставкой служить может сему набору кувшинов работы мастеров арейских несравненной».
