Я, честно говоря, обалдел. А Унго, увидев меня, невероятно обрадовался, как будто расстались мы с ним неделю назад.
– Друг мой, – заорал он, вскакивая и заключая меня в объятия, – вы встали.
Почему я не должен был проснуться, было непонятно, но на всякий случай подтвердил.
– И проснулся.
– Я вот сегодня обзавелся наконец оруженосцем. Подойдите, Эдгар.
Великан подошел и угрюмо посмотрел на меня своими кабаньими глазками, без всякого воодушевления.
– Разрешите представить. Эдгар хорт Улфас. Весьма достойный и умелый воин.
А также выпивоха, каких мало. Вчера, когда Тивас сообщил, что раны этого чудовища не угрожают его жизни, Хамыц приволок его за стол и, справедливо нейтрализовав наши заявления тезисом о том, что раз мы не намереваемся убивать его, а купить такое вряд ли кто согласится, то почему бы и не выпить со столь достойным врагом. Убедил. И выпили. Вы даже представить не можете, как много в это помещается. После третьей или четвертой кастрюли, выпитой великаном, он вдруг стыдливо потупил глазки и, покопавшись за поясом, достал мешок с кулак размером и протянул Бындуру.
– На вот. Тебе. За дверь.
Когда кормилец наш развязал мешок, то мягкий бледный блеск не дал усомниться в его содержимом. Покопавшись с другой стороны, он извлек две каменные бутылочки и поставил перед Андрием.
– Твоим воинам. Матушка сделала. Капля на чашку молока. Выздоровеют. Крепкие воины.
Потом Унго задвинул длинный тост о благородстве, после реализации которого гигант стал приставать к своему победителю, чтобы тот взял его в воины и выученики, особо напирая на то, что господин его бежал, а его бросил и подмогу не привел. А Унго хороший, потому что, во-первых, победил, а во-вторых, лекаря прислал. И как Унго ни упирался, он все гудел, и гудел, и норовил упасть на колено. Вчера я эту комедию не досмотрел. Спать ушел.
Видать, додавил Унго коротышка.
– И подумалось мне, достойный друг мой, негоже столь именитому воину, как я, – прервал течение моих мыслей Унго, – путешествовать без оруженосца. А воин сей умел, и польза от него вашему отряду будет немалая в бою. А то что неотесан сей муж, то не беда. Возьму на себя труд воспитания.
– Возьмем его, Саин, – поддержал подошедший Хамыц, вытираясь цветастым полотенцем, – знатный воин, и выпить не дурак, – звонко хлопнул его по плечу. Тот с неудовольствием посмотрел на певца. – А раны на таком скоро заживут.
– Раны не мешают мне. Тебя и сейчас побью.
Хамыц радостно рассмеялся.
– Видишь, здоровый совсем. Что, драться хочешь?
– Драться не хочу. Бороться будем.
– Ха, а бороться ты умеешь? – и опять хлопнул.
Великан было набычился. Обернулся.
– Дозволь, господин?
– Воинские упражнения развивают тело. Конечно, дозволяю, – отозвался Унго.
Гигант радостно попер на Хамыца, широко расставив руки. Вот-де сейчас поймаю, похрустишь костями. А тот и уклоняться не стал. Резко присел и крутанул нижнюю подсечку. Научился. Получилось. Эдгар тяжко хлопнулся на задницу. Земля дрогнула. Меня слегка подбросило. Шустро взлетел на ноги великан и попер медведем на обидчика. Радостно заревел, когда левая вроде бы схватила голую мокрую руку. Юлой крутанулся Хамыц, и незадачливый противник его взлетел в броске через всю спину, мелькнули в воздухе мощные ноги и гулко хлопнулись о землю. А быстрый певец шлепнулся рядом с ним, ударил ногами по груди и по горлу, выбивая дыхание, выгнулся, беря на излом чудовищную руку. Не учил я его такому.
– Больно, – взревел от неожиданных ощущений гигант.
Хамыц вздел себя на ноги, кувыркнувшись через спину.
– А похвалялся: побью, побью, – и блеснул хищными зубами.
Эдгар, покряхтывая, встал, покрутил рукой, удивленно глянул на Хамыца.
– Как это ты меня? – по дуге провел взглядом от Хамыца к месту, где только что лежал. – А?
Тот захохотал.
– Старший возьмет к нам – научу.
А на шее его уже висели певуньи, радостными визгами отмечающие победу.
– Возьми меня, господин, – прогудел Эдгар. – Унге служить буду. Тебе. Возьми.
– Эдгар. Ну кто так просит? И не Унге. А Унго.
Гигант хлопнулся на колено.
– Возьми.
– Чем клянешься?
– Кровью и землей поклянусь.
– Возьми его, Саин, – раздался негромкий голос Тиваса. – Пригодится.
– Ладно. Беру.
Гигант поднялся.
– Спасибо, господин, – сказал. И вдруг улыбнулся. Страшноват, скажу честно, был наш новый спутник, но его улыбка… Другое совсем лицо его стало. Хорошее.
– И если ты уже наразвлекался, Саин, то прошу зайти тебя в корчму. Староста сего богоспасаемого села и кавалер Андрий на совет меня и тебя зовут.
Вскоре освеженный двумя ведрами воды, выплеснутыми на меня певуньями (отблеск славы Хамыца лежал и на мне), одетый и щедро украшенный своим арсеналом, я сидел за столом, где уже собрались местные власти. Возглавил сборище мятежников, конечно же, кавалер Андрий. Присутствовал наш кормилец Бындур, крепкий дядька лет пятидесяти с вечноукраинским именем Тарас и пузатый длинноусый старик, с трудом втиснувший себя в кольчугу, которую, похоже, скроили из трех. Отзывался он на неожиданное для этих мест имя Витольд.
– Вы слышали слово господина нашего, лорда Щарм'Ат. Слушаю теперь вас.
Тот, что Тарас, не по-взрослому легко поднялся встал по стойке «смирно» и открыл было рот для доклада.
– Садитесь, старый соратник, – пресек попытку проявления чинопочитания кавалер. – Мы ныне в квесте, в походе.
Тарас нехотя сел. Очень уж хотелось показать, что есть, так сказать, еще порох в пороховницах.
– В селе нашем три сотни и дюжина домов. Под селом двадцать один хутор. Каждый хутор выставит по одному бойцу в Белую Пехоту, оружного и с припасом. Крикун к ним уже послан. Из села в Белую Пехоту может уйти восемь десятков, оружных и с припасом.
– Не торопись, Тарас. Полевое войско лишь собираем. Возьмем четыре. Мало ли что.
– Что, Хушшар уже рубежи не блюдут?
– Блюсти-то блюдут. Да вот только время нынче больно смутное. Пусть лучше в селе крепкая сила будет.
– Есть в селе сила, кавалер, – гулко вмешался в беседу пузан в кольчуге. – Четырнадцать ветеранов в селе сием землю от щедрот лорда держат. Не оставим мы его в тяжелую годину. А парубки мои? Пять десятков. Кавалерию не удержат, а вот против степных устоят легко. Оружны, доспешны, благодаря заботам лорда. А если Степь, то ведь все на бой выйдут.
