Саин где-то внутри невнятно ругнулся, но прислушиваться к рефлексиям второго «я» времени не оставалось. Тем более, что ругнулся он скорее довольно.
Я глянул на Баргула. Тот метнулся куда-то вглубь. Примчался.
– Дверь нашел. Не заперта. Осмотреться?
– Аккуратно.
Через несколько минут вернулся.
– Не врет. Тихо все. Не ходили сюда долго. Дорожка почти совсем заросла.
Я нежно усадил студента на ложе. Такой ценный источник информации. Попросил Хамыца присмотреть за шустриком. И тот, широко улыбаясь, пообещал юноше оторвать ногу, если он шевельнется. Причем так проникновенно, что у меня не возникло ни малейших сомнений в реальности обещания. У студента тоже.
– Стройся! – негромко рыкнул я на решивших не вовремя расслабиться союзников. Всякий ведь командир знает, что нет страшнее врага у любого подразделения, чем безделье и уныние. А уж у такого рыхлого и тщательно поколоченного, как наше, так и вовсе.
Массы ответили взглядами недоуменными, но оценив уровень недовольства, наверное, явственно прописанный на моей физиономии, как критический, в дискуссии решили не вступать. Так что, нехотя и неровно массы таки выстроились в шеренгу. Теперь наступала следующая стадия общения с коллективом – выбор крайнего. Именуемого командиром. Поскольку народ был весь мне насквозь незнакомый, решил я не умничать и назначить ответственным спасенного.
– Ты – старший, – порадовал я его. Он сначала загулял взглядом, но потом глазки сверкнули куда как радостно. – Пересчитаться, оправиться. Доклад о вооружении и личном составе – по готовности.
– Это когда? – проявил он активность.
– Вчера!
Такой язык он понимал хорошо. Глаза блеснули готовностью умирать и убивать.
– Да, мой шад, – повысил он меня в звании. – Разреши выполнять?
– Давай.
Хорошего сержанта я себе подобрал, судя по тому, как быстренько и опытно закомандовал он вверенным ему подразделением.
Решив вопросы с личным составом, отправился я проводить мероприятия интеллектуального характера.
Не знаю, как у Баргула всегда это получается, но приличную обстановку он умудряется сотворить на голом месте буквально из ничего. Вот и сейчас на выделенной мне широченной мраморной лавке лежала свернутая в несколько слоев портьера. Рядышком с ней примостилась фляга, какой-то выточенный из рога стакан. Прямо таки кабинет следователя, только дымящейся в пепельнице папиросы не хватает. Тем более, что клиент уже давно созрел. Под кровожадным взглядом Хамыца.
Во время допроса очень важно не торопиться. Даже когда очень хочется. Но и тогда торопиться стоит очень медленно. Я спокойно взял флягу, налил в стакан вина, с удовольствием выцедил. Поднял глаза в гору, всем видом своим демонстрируя спокойствие и удовлетворенность жизнью. Перевел взгляд на новоявленного сержанта. У него все получалось нормально. Недовольных сменой власти не наблюдалось. Наверное, репутация у дяденьки была соответствующая, да и с нами в дискуссии после недавних событий народ вступать не хотел. Так что коллектив прибирался, перевязывался и приводил себя в норму.
Негромко я кашлянул, но дяденька среагировал мгновенно.
– Мой шад, – опять польстил он мне.
– Доклад.
– Наших со мной дюжина, потеряли шестерых. Дюжина шашезов, ножи пока считают. Поделим поровну.
– Нет. Всем по два, остальное – самым умелым.
– Ты мудр.
– Продолжай.
– Кнехтов – полдюжины. У каждого бастард, малый щит и дирк. Они одного лишь потеряли. Строем биться обучены, – с некоторой завистью добавил он.
– Наружу – два дозора по два человека. Баргул!
– Да, самый старший.
– Разведка.
– Побежал я, – такая вот форма доклада.
– Хамыц.
– Да.
– Контроль.
А теперь можно и Уллахафи заняться. А то извелся он уже. Раньше-то он считал, что находится почти в безопасности, потому как является единственным источником информации, но мы ему продемонстрировали, что незаменимых у нас нет, и без него будет, может, и хуже, но терпимо.
Посмотрел я на него по-отечески.
– Говори, Уллахафи. Хорошо и правильно говори.
Он набрал в грудь воздух с таким решительным и честным выражением лица, что я сразу понял – сейчас соврет, и решил, что пора менять тактику. Похоже, я чересчур вжился в образ излишне прямолинейного военнослужащего и едва не попал под раздачу слонов и пряников.
– А ты вообще, откуда столько про город знаешь? Историей, что ли занимаешься? – сбил я наступательный порыв студента. От комплимента он сразу застеснялся. А я развивал наступление. – И дипломный проект по скульптурам. Интересно, наверное. Ты что же про все скульптуры во дворце знаешь? – продемонстрировал я интерес.
К чести Уллахафи врать он мне, темному, не стал, и как человек образованный просветить все же согласился.
– Про все скульптуры в этом дворце знать невозможно. Ты даже представить себе не можешь, как долго собиралась эта коллекция. И как много здесь скульптур.
– А ты знаешь? – подначил я его.
– Да. Собиралась она с того самого момента, как Первый Император взял столицу Степи. Первые экземпляры своей коллекции он приобрел именно там. Так что считай сам, – вернул он мне колкость. – Всего же их только в залах, открытых для просмотра, четыре тысячи четыреста сорок четыре. Сколько в покоях Высокой Семьи – неизвестно, сколько в покоях придворных семей – неизвестно, сколько в покоях Лордов – неизвестно, сколько в Хранилищах Зимнего Великолепного – неизвестно. И, что характерно, экспозиция частенько меняется. И не делай больших глаз, достойный. Как уже говорил я тебе, судьба студиозуса извилиста. В дни недородов водил я по залам гостей столицы и делился с ними своими скудными знаниями.
– Скудными? – усмехнулся я.
– Поверь уж мне, если бы тебе посчастливилось поговорить с кем-либо из моих учителей, ты согласился бы с моей оценкой. Однако, знаний моих хватало, чтобы поразить воображение гостей и удовлетворить их интерес настолько, что они щедро делились с бедным студиозусом. Ведь ищущему знаний всякий – да поможет.
И потому я хорошо знаю Дворец, естественно, ту часть его, что для обозрения открыта. В покои заглядывать мне не приходилось. Вот здесь, например, не был. Сюда не то, чтобы не пускают. Сюда ходить не принято.
– И не охраняют? – быстро спросил я.
– Необходимости нет. Традиция.
– А где это? Территориально.
И получил острый взгляд из-под ресниц.
– Ты бывал во Дворце?
– Не первый год живу я в Столице и не посетить Дворец...
– Я ведь говорил: это павильон Ариты-утопленницы. Хотя, прости, я не прав, немногие знают эту историю. Ты ведь был Кунсткамере?
