И приняв судьбоносное решение, отнюдь не первое в своей жизни, Тивас отбросил сомнения, да что там отбросил, забыл, как и не было, и принялся мыслить категориями гроссмейстерскими. Стратегическими.
* * *
Несмотря на свою по-варварски роскошную внешность, Хамыц не являлся варварски простодушным человеком. Да он вообще не походил на простодушного человека. Широкий – да. Веселый – да. Певучий – да. Но не простодушный. По роду службы. Он и лживым не был. Зачем людям неправду говорить. Лучше не всю правду сказать. И себе спокойнее, и людям проще. Нервничать не надо, бояться не надо.
Дело в том, что слегка лукавил Хамыц, самую малость, когда говорил, будто возвращаются они с побратимом из похода. Они не возвращались из похода. Они в отпуск ехали. А дальше все правда. Юного Баргула требовалось своевременно связать священными узами брака. Десятника Золотой тысячи небезызвестного царя Сидамона. Этот самый Сидамон в степях северного Причерноморья имел ту же репутацию, что и парой веков позже Владимир Ясно Солнышко. В тот свой жизненный период, пока на него голубиная кротость не снизошла, этот князь тоже не стесняясь на щит города брал, особо не задумываясь над их государственной принадлежностью. Как впоследствии выяснилось, в целях создания стабильного государственного образования. Ну, вот и Сидамон тоже. В целях создания стабильного государственного образования особо в методах не стеснялся. Но в отличие от Владимира, закончил плохо. Что делать, не терпит история сослагательного наклонения. Но это все позже. Вовремя, как выяснилось, Хамыц с Баргулом в отпуск навострились.
И как всякий трезво мыслящий агрессор, имел в своем немалом войске упомянутый царь Сидамон подразделения для деликатных поручений. Не надо делать ребята большие глаза. Просто перечитайте Ветхий Завет. Там одна из специальных операций во всех подробностях расписана. Да, собственно, и не одна.
В таком вот подразделении, не щадя живота своего, а чаще чужого, и служил Хамыц. Сотником. А Баргул у него. Как уже сказано выше, десятником.
Так что не был человеком простодушным Хамыц, как уже говорилось, по роду службы. И то, что списал темнолицый мудрец алдара со счетов, понял достаточно быстро. Знающему человеку такое по многим признакам видно. Хотя бы по тому, с каким выражением смотрел на них с балкона тот самый, которого алдар называл смешным словом гуру. Отстраненное было у него выражение. С таким об одном человеке не думают. С таким выражением на лице о судьбах народов думают.
Нам достаточно сложно представить себе ту систему ценностей, которой руководствовались люди древности, но даже поверхностный анализ открытых источников дает основание полагать, что предательство явлением считалось подлейшим, и как подлейшее расценивалась, в отличие от нравов современных, очень уж гибких. Оставление же человека, которому дал слово быть верным, без помощи тоже относилось к категории предательства. Хамыц дал слово служить Саину. От слова этого Саин, этот странный земляк, его не освобождал. Саин, вне всякого сомнения, пребывает в опасности. Значит, его надо выручать. И в то же время Хамыц чувствовал ответственность за чернокожего мудреца. Глубоко внутри он понимал, что решение оставить его совсем без поддержки понимания у алдара не вызовет. Решение вырисовалось практически сразу, потому что работать в автономном режиме он привык давно.
Граик уже уснул, утомленный событиями богатого на приключения дня. Хотя кисти рук чутко дремали на рукоятках клинков. Молодежь, чтобы не мешать отдыху зрелого воина, швырятельные экзерсисы прекратила. И о чем-то с интересом шепталась. Хотя трудно с интересом шептаться, пытаясь сохранить достоинство. Молодежь.
Негромким звуком Хамыц привлек внимание Баргула и кивком подозвал к себе. Тот плавно переместился и вопросительно уставился на командира.
– Я уйду сейчас. Обо мне знать будут в «Сломанном мече». Того, – кивок в сторону балкона, – слушайся. Но с оглядкой. Помогай ему. Охраняй его. У этого, – кивок в сторону спящего Граика, – учись. С тем, – кивок в сторону Кантика, – подружись. Кто знает, сколько здесь быть придется. Себя – береги. Я – вернусь. Дай мне несколько ножей.
Кивком продемонстрировав понимание, Баргул так же плавно переместился туда-обратно в сторону хурджина, передал Хамыцу четыре ножа. Тот убрал их и как-то неловко повернулся на скамейке, отчего та негромко скрипнула. Активно демонстрирующий полное отсутствие интереса к происходящему Кантик невольно повернулся на неожиданный звук. Поймав его взгляд, Хамыц улыбнулся, показал указательным пальцем на себя, на дверь, на балкон и в завершение приложил палец к губам. Кантику явно понравилась эта непонятная еще проказа, хотя улыбнулся он не так лучезарно, как Хамыц. Не умел еще.
* * *
Многочисленные, яркие и интересные американские боевики вбили в нас один стереотип о деятельности деликатных подразделений, в соответствии с которым спецназеры перемещаются, громко бухая ботинками, активно звякая амуницией. А также не забывают при этом шумно шелестеть одеждой и стрелять во все, что движется.
Однако знающие люди, скорее всего, скажут вам, что действительности соответствует все это в мере небольшой. Если получиться, постарайтесь посмотреть боевики времен еще советских. Там вот перед каждым выходом командир рекомендует подчиненным попрыгать. Зачем? А чтобы не звякало, не бухало и не шелестело. Ну, а если, не приведи Господи, до стрельбы дошло раньше времени, это ты, считай, дела не сделал. Засветился. И грозит тебе выговор с занесением в грудную клетку. Свинцом да медью. Тихо пришли, тихо сделали, тихо ушли. Может, все потому, что те советские фильмы дяденьки консультировали, которые настоящую войну своими глазами видели. Они то знали, что войну цветными красками разрисовывать не стоит. Понравится ей. Посмотреть придет.
Вот потому процесс перемещении Хамыца к той цели, к которой он стремился описывать мы не будем. Скучно. Не зрелищно. Где просто прошел, где за углом постоял, где в тени спрятался.
* * *
Тетушке Марте спалось плохо. Но как человек опытный, знала она, что поспать надо. Пока время есть. День, а скорее, вечер выдался куда как нервный. И неожиданно скорая расправа над братьями Брэ, самыми быстрыми мечами Лиги Ночных Клинков, и долгие нудные препирательства с представителями городской стражи, похоже, не совсем точно понимавшими причину своего позднего визита, и яростный спор с каким-то придурком в странном рогоглазом шлеме, после которого пришлось-таки разрешить осмотреть гостиницу. Репутации, конечно, нанесен серьезный урон, все это, конечно, из равновесия вывело. Хотя имелись, безусловно, моменты потешные. Тетушка Марта аж прыснула, когда вспомнила физиономию командира патруля, когда тот наткнулся на Палача, собственной персоной. Хорошие воспоминания всегда приводят к расслаблению, и тетушка Марта уже потянулась всем своим богатым телом, как вдруг почувствовала взгляд. Не прерывая движения, она запустила руку под подушку, вроде бы взбивая ее, и пальцы руки уже привычно обхватили рукоятку корта, как вдруг услышала голос, который слышать бы хотела. Очень. Но совсем не ожидала.
– Не надо. Это я.
