Через раздвижную дверь они вошли в цилиндрическую кабину — лифт. Натан не посмел последовать за ними, потому что сделался слишком заметен. Его могли увидеть. Теперь Натану лишь оставалось, сгорая от нетерпения, ждать возвращения лифта. Рядом не оказалось ни освещенной панели, на которой было бы видно движение кабины, ни кнопок. Но вот дверь снова открылась. Лифт был темен и пуст. Натан ступил в кабину.
Дверь закрылась, и лифт сразу начал опускаться, хотя мальчик ни к чему не прикасался. Движение было плавным и очень быстрым: даже во сне желудок едва успевал за телом. Натан вспомнил, что уже ездил в лифте во время предыдущих посещений; вероятно, тогда он был чересчур бесплотным, чтобы почувствовать невесомость. Чем реальнее он становился, тем живее реагировал на окружающую действительность. Огромный страх нарастал внутри: страх перед возможностью однажды полностью обрести телесную форму — и никогда не проснуться. Он силился подавить зарождающееся чувство: и без того пока хватало опасений. Натан был почти уверен, что, когда дверь лифта на самом дне шахты откроется, снаружи его уже будут ждать. Однако коридор оказался пуст, а наличие одной двери в самом его конце указывало единственное направление, в котором могли удалиться интересующие его люди. На двери была табличка на языке Эоса. В сознании сам собою возник перевод: Конфиденциально — посторонним вход воспрещен. Здесь недоставало света, и Натану почудилось, будто он попал в подземелье, в эдакие катакомбы под городом. В темноте он чувствовал себя увереннее: во всяком случае, здесь был шанс остаться незамеченным. Натан слегка толкнул дверь, и та мгновенно подалась.
Он оказался в длинной комнате: приблизительно так мальчик представлял себе по кинофильмам лабораторию, где проводят эксперименты на животных. По правую руку вдоль стены выстроились ящики и клетки, большей частью пустые; слева в ряд тянулись экраны и запоминающие устройства. Остальное пространство заполняли лабораторные столы, заставленные причудливым научным оборудованием: тут были и необычной формы реторты, соединенные со спиралевидными стеклянными трубочками, и опечатанные металлические контейнеры, и штуковины, походящие на продвинутые микроскопы, или телескопы, или еще какие-то — скопы. Для лаборатории помещение было слабо освещено, так что Грандир и его спутники определенно не заметили, как отворилась дверь. Натан стал осторожно двигаться по направлению к троице, по пути заглядывая в клетки. Большинство из них и впрямь пустовали; правда, в одной гудели членистоногие насекомые, чьи тельца испускали слабый фосфоресцирующий свет; в другой зло скалила Натану зубы громадная черная крыса. Самой удивительной оказалась обитательница третьей клетки — кошка: то она лежала, словно мертвая, то, внезапно оживая, начинала в исступлении царапать стены своей тюрьмы. Грандир, Халме и Лиловая Сутана стояли перед самой большой клеткой в дальнем конце комнаты. Натан нырнул под ближайший стол и подполз как можно ближе.
— А я думал, их уже вовсе не осталось, — проговорил Лиловая Сутана. — Их же уничтожили тысячу лет назад.
— Не всех, — возразил Грандир. — Я спас немногих — всего нескольких — и развел снова.
— Но… надежно ли они заключены?
— Безусловно. Не стоит опасаться. Стекло усилено нитями из железа, не видимыми невооруженным глазом. Они не переносят его.
— Железо? — с сомнением переспросил Лиловая Сутана. — Не знал.
— Раньше это было известно всем — тогда существовала насущная необходимость, — отозвался Грандир. — Железо создает магнитное поле, которое для них смертельно. В гиперчувствительности есть свои недостатки. Они могут становиться совершенно невидимыми и проникать сквозь твердые тела, зато реагируют на воздействие некоторых факторов, которых мы даже не замечаем.
— Да, теперь я припоминаю. Запах определенного растения, конкретный уровень шума…
Опустившись на четвереньки, Натан подполз как можно ближе к клетке и заглянул внутрь. Он уже понял, кто ее обитатели; однако в этом мире они выглядели иначе: почти облаченные в плоть, они как бы размывались в очертаниях, временно становясь текучими, когда двигались. Существа походили на бесшерстых обезьян — во всяком случае, с первого взгляда; а еще с рук у них свисало некое подобие перепончатой ткани, образующей крылья — возможно, не вполне пригодные для полетов, но позволяющие перепархивать над поверхностью на небольшие расстояния. Глаза их были огромны, слишком велики даже для ночных приматов, — молочно-белые сферы с узкими зрачками, сужающимися или расширяющимися при малейшей перемене освещения. Мордочки напоминали маленькие сжатые треугольнички — совсем безлобые, с крошечными ртами, зато с раздутыми ноздрями приплюснутых носов и торчащими ушами, находящимися в непрерывном движении. Кожа у них была темная, неопределенного, почти черного цвета, без блеска и какой-либо видимой текстуры: матовая, как тень. В клетке находилось три-четыре десятка существ. Одни, не шевелясь, громоздились на напоминающих ветки насестах, другие карабкались на своих сородичей, раскачиваясь, как цикады, — и казалось, что тела их растворяются и смешиваются в едином порыве движения. Натан почувствовал, что, чем дольше смотрит на них, тем больше они завораживают и одновременно пугают его.
— Клетка звуконепроницаема, — объяснил Грандир, — для их же блага; как видите, яркого света здесь тоже нет. Им не нравится даже обычный дневной свет, хотя солнечная смерть как таковая им не страшна.
— Их объявили вне закона, — заметил Лиловая Сутана. — Ты сам издал закон.
— Естественно. Они очень опасны. Окажись они не в тех руках, могут причинить огромный вред. Вообще-то я не применяю их… здесь.
— Значит, слухи правдивы? Они способны перемещаться между измерениями?
— Они способны перемещаться не только между измерениями — это проще простого, — но и между вселенными. Все, что им нужно, — отверстие, просвет в барьере и базисная точка. Эти данные можно рассчитать. Конечно, не все обладают одинаковыми способностями, их генотипы непредсказуемы. Тех, что для меня бесполезны, я уничтожил.
Лиловая Сутана с минуту молчал, явно обдумывая возможное применение существ.
— А как ты ими управляешь? — наконец спросил он. — Они поддаются дрессировке?
— Они восприимчивы к сильным мозговым импульсам, — объяснил Грандир. — Существуют определенные заклинания и ритуалы, часто запрещенные, которые усиливают телепатические возможности мозга и позволяют практору установить контроль над более слабым разумом. У этих созданий едва ли вообще есть мозги — ровно столько, сколько необходимо для моих целей. Однажды покорившись, они станут повиноваться каждой моей мысли, независимо от расстояния и местоположения. Я даже могу погрузиться в транс и видеть — или чувствовать — с помощью их ощущений. Они мои глаза и уши в другом мире.
Тут Халме впервые нарушила молчание. Она долго стояла, глядя на обитателей клетки, по-видимому, почти не прислушиваясь к разговору.
— Они отвратительны, — произнесла она.
— Они полезны, — возразил Грандир, как бы поправляя Халме. — Я нахожу даже, что испытываю к ним некую приязнь, подобную той, что в давние времена питали люди к своим домашним питомцам. Они таковы, какими сотворила их природа потустороннего. И если нам удастся избегнуть уготованной нашему миру участи, то, поверь мне, отчасти — впрочем, лишь отчасти, — благодаря им. Не стоит ненавидеть их лишь за то, что они не прекрасны внешне.
