— Он такой тяжелый, — начал он жалобно. — И я так долго его носил. Я даже не помню почему. Всего боялся, всегда убегал. Если бы я только мог избавиться от него, если бы я мог отдохнуть. Ох, если бы он исчез. Но я боялся отдать его не тому человеку. Если бы я сделал это, со мной произошло бы нечто ужасное, не могу даже думать об этом. Носители Света могут быть жестокими, очень жестокими… Я думаю, ты тот, кто мне нужен, приятель. Я искал тебя очень долго, искал, для того, чтобы отдать тебе этот Знак. Но как я могу быть уверен до конца? Как я могу быть уверен в том, что ты не посланник Тьмы?
«Старик долгое время жил в страхе, — подумал Уилл, — и теперь не знает, как перестать бояться. Как это ужасно — быть таким одиноким. Он не знает, как довериться мне. Прошло много времени с тех пор, как старик кому-либо доверял, и он попросту забыл, как это делается».
— Послушай, — сказал мальчик, — ты должен знать, что я не посланник Тьмы. Подумай сам. Ты же видел, как Всадник пытался уничтожить меня.
Но старик только страдальчески покачал головой, и Уилл вспомнил, как громко он кричал, спасаясь бегством при виде Всадника.
— Ну раз это не помогает, — продолжал Уилл, — неужели даже огонь ни о чем тебе не говорит?
— Огонь говорит о многом, — пробормотал Странник. Он смотрел на горящую ветку без всякой надежды, затем его лицо исказилось от ужаса. — Огонь приведет их сюда, ты знаешь это. Грачи уже показывают им путь. И как я узнаю, зажег ли ты этот огонь, потому что ты недавно проснувшийся Носитель Света, который забавляется играми, или этот огонь — сигнал для тех, кто меня преследует?
Он продолжал что-то уныло ворчать себе под нос, обхватив руками свои плечи. «Как он несчастен», — с жалостью подумал Уилл. Но он должен был найти способ повлиять на Странника.
Уилл посмотрел вверх. Еще больше грачей лениво кружили теперь над его головой, и он мог слышать, как они резко переговаривались друг с другом. Неужели старик был прав и грачи приведут сюда Тьму?
— Странник, ради всего святого, — нетерпеливо сказал он, — ты должен поверить мне. Если ты однажды не поверишь кому-то настолько, чтобы отдать ему Знак, тебе придется носить его всегда. Разве ты этого хочешь?
Старый бродяга стонал и бормотал что-то, уставившись на мальчика своими маленькими безумными глазками; казалось, он завяз в своей многовековой подозрительности, как муха в сетях паука. Но у мухи все же остаются крылья, которые могут порвать сеть, если у нее появится сила, чтобы взмахнуть ими хоть раз… Находясь под властью какой-то неведомой части своего сознания и не вполне понимая, что делает, Уилл сжал рукой железный круг на своем ремне, вытянулся во весь рост и, гладя прямо в глаза Страннику, призвал:
— Последний из Носителей Света пришел, Странник, и пробил час. Настало время отдать Знак — сейчас или никогда. Подумай о том, что другого шанса у тебя не будет. Сейчас, Странник. Иначе ты будешь носить его всегда. Покорись Носителю Света сейчас. Сейчас!
И его слова как будто освободили источник. В тот же миг все страхи и подозрения исчезли с искаженного старческого лица, уступив место детской покорности. Глупо улыбаясь и демонстрируя невиданное рвение, Странник ощупал руками широкую кожаную ленту, которую носил через плечо, и извлек из нее круг с перекрестьем внутри, почти такой же, как на ремне Уилла. Этот Знак излучал тусклое золотисто-коричневое сияние бронзы. Он передал его мальчику в руки и издал высокий смешок восхищенного ликования.
Охваченная желтым огнем ветка на снегу перед ними внезапно вспыхнула еще ярче, а затем огонь погас.
Ветка, оставшаяся лежать на снегу, выглядела точно так же, как в тот момент, когда Уилл впервые увидел ее на аллее: серая, ничуть не обгоревшая и холодная, как будто ее никогда не касались языки пламени. Сжимая в руке бронзовый круг, Уилл смотрел на ветку дерева с ободранной корой, лежащую на нетронутом снеге. Теперь, когда огонь исчез, окружающий мир стал более мрачным, полным теней, и мальчик с ужасом осознал, что день уже почти на исходе. Было очень поздно. И вдруг он услышал чистый голос, доносящийся откуда-то из тени впереди него:
— Привет, Уилл Стэнтон.
Странник в ужасе взвизгнул. Уилл быстро опустил бронзовый круг в карман и твердым шагом направился вперед. Он испытал сильное облегчение и почти опустился на снег, увидев, что с ним поздоровалась Мэгги Барнс, доярка с фермы Доусонов. Встреча с Мэгги, розовощекой поклонницей Макса, не предвещала ничего дурного. Ее пышную фигуру полностью скрывали пальто и шаль; она направлялась к главной дороге и несла накрытую корзину. Мэгги широко улыбнулась Уиллу и недоверчиво посмотрела на Странника.
— Почему этот старый бродяга, — спросила она своим бархатистым голоском, — слоняется по нашей округе вот уже две недели? Фермер сказал, что ты должен избавить всех нас от своего присутствия, старик. Он приставал к тебе, юный Уилл? Готова поспорить, что это так.
Она пристально смотрела на Странника, который угрюмо кутался в свое грязное пальто, напоминающее накидку.
— Нет-нет, — ответил Уилл. — Я просто приехал из Слау и шел от автобусной остановки домой, а тут наткнулся на него. Правда, я прямо врезался в него на бегу. Уронил все свои рождественские покупки, — поспешно добавил он и наклонился, чтобы собрать пакеты, разбросанные по снегу.
Странник засопел, еще плотнее закутался в пальто и шаркающей походкой двинулся вверх по дороге. Но, поравнявшись с Мэгги, он вдруг остановился и отпрянул назад, как будто натолкнулся на какой-то невидимый барьер. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Уилл медленно выпрямился и смотрел на старика, держа в руках пакеты. Недоброе предчувствие закралось в его душу, словно озноб от холодного ветра.
Мэгги Барнс доброжелательно произнесла:
— Автобус из Слау прибыл очень давно, юный Уилл. И я иду на остановку, чтобы застать следующий. У тебя всегда уходит полчаса, чтобы проделать пятиминутный путь от автобусной остановки, Уилл Стэнтон?
— Не пойму, а вам-то какая вам разница, сколько времени у меня уходит на дорогу? — спросил Уилл. Он по-прежнему смотрел на застывшего на месте Странника, и тревожные мысли начали возникать в его голове.
— Где же твои хорошие манеры, Уилл? — удивилась Мэгги. — А еще воспитанный мальчик.
Ее глаза на прикрытом шалью лице ярко горели и, не отрываясь, смотрели на Уилла.
— Что ж, до свидания, Мэгги, — сказал Уилл. — Мне нужно домой. Чай, наверное, уже готов.
— Возможно, этот отвратительный грязный бродяга, в которого ты врезался, и вправду не навредил тебе, — мягко произнесла Мэгги, не двигаясь с места, — но проблема в том, что эти бродяги крадут вещи. И этот тоже украл кое-что на днях на ферме, юный Уилл. Он украл вещь, которая принадлежала мне. Украшение. Довольно крупное, красивое, золотисто-коричневое, в форме круга, — я носила его на цепочке на шее. И я хочу получить украшение обратно. Немедленно! — последнее слово прозвучало очень агрессивно, а затем Мэгги снова заговорила своим сладким нежным голосом, словно он никогда и не менялся: — Мне очень нужно это украшение, правда. Я думаю, старик мог засунуть вещицу в твой карман, когда ты наткнулся на него. А ты ничего не заметил. Наверное, при свете того маленького костерка, который горел, бродяга увидел меня и перепугался. Это вполне могло случиться, не так ли, юный Уилл?
