По поводу своего положения мне приходится признать, что в последнее время у меня не осталось никаких определенных занятий, хотя я весьма неохотно обнаружил бы это на людях. Поэтому в душе испытал облегчение, когда Ли обратила внимание на то, что я выгляжу безразличным, и предложила отправить меня в короткий отпуск.
Я поднял глаза от банки с джемом (мы как раз завтракали). Поразмыслив, я пришел к выводу, что это неплохая идея. Кроме того, отпуск мог бы принести мне желанные перемены, дать возможность все взвесить и даже попытаться распутать тайну намерений владельца. Я спросил, хочет ли она предложить что-нибудь конкретное. Этот вопрос был простой формальностью, поскольку к тому времени я уже знал, что у Ли всегда есть что-то на уме.
Предложение Ли состояло в том, чтобы тщательно исследовать запущенный сад позади дома. Всю зиму у нас до него не доходили руки, и теперь он требовал внимания. Сначала я воспринял эту идею без энтузиазма, потому что считал, что садом более пристало заниматься управляющему поместьем, но Ли стояла на своем. В конце концов я уступил, ибо, по правде говоря, уже научился доверять ее инстинктам в подобных делах. В конце концов, Ли живет здесь дольше всех нас.
Никто из нас не знал, насколько далеко простирается сад…
Итак, мы шагаем с рюкзаками на плечах, и наши друзья подбадривают нас перед дорогой. Сначала тропинка ведет нас через лужайки и знакомые буйные заросли кустов, но потом местность становится еще более дикой, мы углубляемся в дремучий лес, пересекаем негостеприимную вересковую пустошь и в конце концов подходим к границе труднопроходимой гористой местности. И там, ловко перепрыгивая с камня на камень, я веду вас каждый день по головокружительному горному хребту, по обрывистым скалам устремляющегося вниз ущелья и крутым склонам.
И каждую ночь у огня я нежно пою вам, и в ваших снах показываюсь вам, иногда в своем светлом обличье, иногда в темном, а иногда эти образы сплетаются друг с другом. Две моих ипостаси перемешиваются в таинственном согласии, два моих голоса теряются в темноте, куда не достает свет костра.
И вот, мало-помалу, мы движемся к равнине, лежащей за последней горой, и наконец выходим к побережью океана, который шумит далеко впереди.
Из дневника Виктора Лазаруса
Воскресенье, 13 июня
Много недель мы путешествовали по суровой и негостеприимной местности. Время от времени наш путь пересекался с тропами странствующего народа — с дорожными рабочими, точильщиками ножей и с маленьким бродячим цирком, — пока наконец мы не очутились в пустынном тихом месте, которое лежало под защитой горных вершин и с которого открывался великолепный вид на океан. Рассматривая горизонт сквозь полевой бинокль, я вижу множество Островов, разбросанных тут и там. Я могу даже различить лица их жителей.
На одном Острове я вижу священное место, где группа людей проводит торжественные ритуалы: они поют и принимают необычные позы. На другом Острове я различаю пожилую даму, сидящую у самой кромки воды, она дремлет в кресле. В ее фигуре мне чудится что-то знакомое. Может ли это быть та самая пожилая дама, которая раньше спала в нашей комнате с минералами? На другом Острове танцует изящная девушка, а другие, более неуклюжие танцоры стоят, образуя вокруг нее неровный круг.
Еще на одном Острове я вижу решительного мужчину с усами, который проводит гимнастическое занятие: люди разной комплекции и возраста наклоняются, приседают, прыгают и вытягиваются с мужественной решимостью. А еще на одном Острове я никого не вижу — только пустельгу, парящую в воздухе.
А на самом большом Острове, самом близком от побережья, я вижу только туман. И я почему-то знаю, что именно на этот Остров, скрытый белесой пеленой, мы должны попасть завтра. Что бы ни лежало в сердце этого тумана, там мы найдем то, за чем пришли.
Завтра мы попытаемся доплыть до Острова.
А сегодня в свете зари растворяется и гаснет последняя ночь нашего отпуска.
А сегодня, Виктор, ты наконец увидишь мое истинное лицо, ибо ты работал изо всех сил и заслужил свою награду. Пока ты спишь у огня, я войду в твои сны и в них покажу тебе, кто я на самом деле, ибо, как ты уже начал догадываться, у меня не одно, а два лица.
Одно лицо темное, его ты боялся, лицо, иссеченное шрамами, лицо рычащего Чудовища, с горящими глазами и острыми клыками. Но, возможно, ты наконец начал понимать, что это лицо не хищника, а защитника.
Ибо за темным лицом находится другое, бледное лицо, того высокого далекого светящегося существа. Часть его затаилась внутри тебя, и в каждом человеке, это существо ты так желаешь, но от него, в своем страхе, ты ищешь защиты у Чудовища.
И каждое из этих лиц является моим истинным лицом, ибо я одновременно и Темнота, и Свет, и Чудовище, и Защитник, и Испытание, и Дар. Да, Виктор, я, Ли, хранитель твоего Дара. Сегодня ты узнаешь меня. А завтра я должна буду попрощаться с тобой.
Внутренний карман
— Это очень удобная куртка, — сказал Рыжик. — Тут много карманов.
— У таких курток часто бывают потайные карманы, где-то в подкладке, — сказал Леонардо, изо всех сил пытаясь скрыть волнение. — Как она у тебя оказалась?
— Мне дал ее один человек, — не стал вдаваться в подробности Рыжик. — Женщина. — Он осторожничал. — Забавно. Я ни разу не подумал заглянуть за подкладку. Вот это да! Что это?
Он медленно вытащил какой-то маленький сверток, который оказался крепко связанной пачкой документов. Волшебник не мог больше сдержать волнения.
— Разверните их, — сказал он. — Осторожно, ради всего святого! Вытаскивайте.
Учитель отодвинул пустые кружки в сторону, уронив при этом несколько на пол. Леонардо не обратил на это внимания. Двое мужчин смотрели, как мальчик медленно разворачивает пожелтевший пергамент.
Рыжик смотрел на лабиринт линий, разворачивающийся перед ним. Он оказался в центре соединяющихся линий и концентрических кругов. От этой центральной точки тянулись сети тропинок, соединяя ее со всеми остальными точками, вырываясь в безграничную внешнюю структуру, которая растекалась во времени и пространстве.
И где-то, возможно на расстоянии вытянутой руки, его ожидало высокое, молчаливое кольцо из каменных глыб, похожих на фишки какой-то непостижимой игры, где каждая глыба поднимается в воздух, а ее подножие прочно стоит на земле. Ибо здесь были Камень Прошлого и Камень Будущего, Камень Страсти и Камень Разума, Камень Земли и Камень Неба. И молча его сущность открылась влечению Камней, молча его существо удержалось в прекрасном равновесии, в то время как замысловатый механизм противоборствующих сил отступал и лился через него, пока Страсть и Разум, Прошлое и Будущее, Земля и Небо словно объединялись в одно, а затем он поплыл, невесомо танцуя в безмерном океане спокойствия.
Рыжик оставался там долго-долго, смутно осознавая, как солнце опускается, и восходит, и снова опускается. А потом внушающая благоговение масса Камня Земли медленно заявила о себе, возвращая его вниз, к самому началу, к спрятанному центру мира, где бьется глубокий и тяжелый пульс самой Силы Жизни, предлагая ему наконец отблеск темного царства, которым она владеет, и страшных подземных огней, которые горят там. Наконец, медленно покачав головой, Рыжик поднял глаза.
