— Усмири свое высокомерие, Мошет, — сказал один из старших советников. — Шаман не давал тебе слова.
Воин по имени Мошет нахмурился.
— Вонючие навозники! — опомнился Дрози. — Ни одной извилины на всех. — Он ткнул Ади костылем. — Пойдем, Брэн. Мы здесь больше ни минуты не останемся.
Старик никак не унимался, и Ади помог ему выбраться из комнаты.
Когда Дрози увели, шаман прочистил горло и обратился к совету:
— Так, теперь каждый из вас…
В дверь заскреблись.
— Заходи, — позвал Батаба.
Люк открылся, и из него появился молодой человек. Лицо было сплошь покрыто гноящимися язвами.
— Шаман, — прохрипел он влажным голосом.
Повреждены легкие. Яд знаю. А язвы? Сифилис. Жить ему осталось не больше месяца.
— Стражник с воздушного корабля сошел с ума, — доложил дикарь.
— Объясни.
— Не унимается. Кричит и беснуется, как умалишенный. У Него пена изо рта идет. Пытается сам себя покалечить.
— Перестарались с добычей?
— Нет, шаман. Он рад только ударам и просит еще. Нам пришлось его связать.
Батаба вопросительно посмотрел на отравителя.
— Он скоро умрет, — ответил Девон.
— Ты не можешь вот так его оставить, — нахмурился Сайпс.
— Он мне больше не нужен.
— Это…
— Что с ним случилось? — вмешался Батаба.
— Он отравил стражника. — Сайпс стукнул тростью.
— Ты показывал пленника лекарям? — спросил шаман молодого дикаря.
— Проще его на месте прикончить, — отозвался Девон.
Батаба угрожающе посмотрел на отравителя.
— Мои воины наслаждаются добычей. Скоро сам увидишь.
— Ради бога, — сказал Девону пресвитер, — дай бедняге — хотя бы что-нибудь, чтобы облегчить боль.
— Нож — отличное средство.
Мошет презрительно плюнул в сторону Девона.
— Отравитель обращается со своими соплеменниками так же, как и с нашим братом. Ты созвал нас, чтобы выбрать метод его казни, Батаба? — Масляная раздвоенная борода блестела на солнце. — Воины говорят, он вытащил из себя дюжину стрел и посмеялся над нами.
Девон посмотрел в глаза молодому воину и одобрительно кивнул.
— Зарезать их, — предложил старший советник с оплывшими глазами. — Его народ верит, что ад приходит за пролитой кровью. Так пусть смотрит, как песок проглотит его кровь.
— Тысяча ран, — поддержал его молодой коренастый воин. — И пусть дерутся друг с другом.
— Посмотри на священника, — усмехнулся Мошет. — Хилая добыча. Вот только если отравителю вторую руку отрезать. Или выколоть глаза?
— Не переживай, Мошет, он скоро умрет, — сказал Батаба. — Но я созвал совет не за этим. Нужно решить, смогут ли они нам пригодиться.
— Я сделаю из его ребер подставку для копий, — расхохотался Мошет. — На глаза можно приманивать ящериц, а ноги бросим собакам — пускай грызут. Лучше ничего не придумать, шаман.
Девон начинал верить в рассказы о том, что хашетты собирают целые склады человеческих конечностей. Он тихо улыбался, придумывая, на что бы сам пустил тело дикаря.
— Он хочет предложить сделку, — объявил шаман.
Последовала минута молчания.
— Я ему сам предложу сделку, — пригрозил кулаком Мошет. — А если ему не понравится, у меня еще одна есть! — Мошет вытащил нож.
— Убери нож, — успокоил воина Батаба. — Мы выслушаем, что он собирается нам предложить.
— Ты хочешь, чтобы мы торговались с этим червем? — Мошет опустил, но не спрятал в ножны оружие.
Возгласы возмущения раздавались со всех сторон.
— Ты забыл, что он сделал с нами? — Маслянистая жидкость стекала по бороде Мошета, словно пот. — Ты так скоро забыл яды и пожары? Разве не видел ты своими глазами, как умирали наши воины? Не видел болезни? Что ты рассчитываешь получить от него? Может, новый глаз? Порешить его прямо здесь! Сейчас! — Мошет сделал шаг в направлении отравителя, мощные руки напряглись, сжимая нож.
— Стой! — скомандовал шаман.
Мошет повиновался.
— Я не забыл прошлого, — продолжал Батаба. — Но я не могу не думать о будущем. Отравитель бежал из Дипгейта, его преследуют воздушные корабли. Он пришел сюда и ищет среди нас союзников.
— Его корабль разбился, — сказал Мошет. — Мы все это видели.
Девон окинул воина холодным взглядом.
— Мой корабль приземлился так гладко, как только смог мой нерадивый помощник.
Мошет изобразил на лице сомнение.
Батаба по очереди посмотрел на каждого советника.
— Он заявляет, что может отдать нам город.
— Ложь, — прошипел Мошет.
Шаман сложил на груди руки, зазвенев костяшками в длинной бороде.
— Сначала выслушаем, что он скажет, а потом решим. Если он не убедит нас, тогда ты, Мошет, получишь свою добычу уже сегодня.
Все члены совета в одну минуту обратили внимание на отравителя.
Девон вытащил из кармана очки и протер их платком, обдумывая речь. Ангельское вино давно вернуло ему зрение, но привычка была сильнее. В каком-то смысле отравитель даже скучал по своим старым очкам. Сейчас на карту было поставлено гораздо больше, чем его собственная жизнь. Если не удастся убедить совет, Девону придется целую вечность терпеть кровожадные выдумки дикарей. Он убрал очки обратно в карман и набрал воздуху в легкие.
— Мне абсолютно нет никакого дела ни до одного из вас. Мне нет дела до ваших убеждений, культуры или вашей маленькой войны.
Отравителя окружили хмурые лица.
— По-моему, вы просто невежественные дикари. Немногим лучше, чем животные. Можете хоть вечно торчать в этой своей костяной горе или передохнуть от сифилиса. Мне все равно.
Мошет стиснул зубы. Татуировки на лице Батабы пришли в движение, формируя каждую секунду новые узоры. Сайпс осторожно разглядывал выражения на лицах дикарей. То же самое делал и отравитель.
Судя по всему, советники Девону поверили.
— Но больше, чем дикари вроде вас, мне ненавистны живые трупы, что населяют Дипгейт вместе с кукловодами из храма. — Он с ненавистью посмотрел на Сайпса. — Хашетты поклоняются Айен, Богине Жизни и Света, а следовательно, имеют хотя бы смутное представление о том, что значит жить. В Дипгейте право на жизнь отнимается еще при рождении. Целая культура ожидает смерти, желает быть проглоченной ненасытной бездной. — Отравитель фыркнул. — Впрочем, на самом деле эти червяки отчаянно цепляются за свое жалкое существование, пожирая всех и вся в безумной борьбе за еще один день ожидания смерти. — Девон цедил слова через стиснутые зубы. — Лицемерие их просто поразительно. Моя жена умерла ради утоления их ненасытного голода жизни. Ее забрали Ядовитые Кухни, которые чуть не забрали и меня. Мы оба хотели большего, чем то лишенное жизни существование, которое они пропагандируют. Мы не хотели стать пищей их бога и должны были быть переварены и выброшены безмозглой толпой, жаждущей сгинуть в вонючей яме.