Вот и некоторые ученики в академии видели прежде всего теплое место, где совершенно бесплатно можно было получить сносный кров и кусок хлеба, а далее, приобретя кое-какие умения, устроиться на еще более теплое место. Например, смотрителем какой-нибудь библиотеки или архива, репетитором к деткам богатого лорда, менестрелем к такому же лорду или, на худой конец, писарем в нотариальную контору. Как я уже говорил, они называли себя «прагматиками» и противопоставляли себя нам, «романтикам». И это было бы еще ничего, но подобное положение сложилось гораздо ранее нашего прихода в академию. Из года в год в академии все яснее обозначались два этих лагеря, и мы лишь приняли эстафету от старших товарищей. Более того, к тому времени, когда мы стали учениками, некоторые из наших наставников уже были представителями того или иного лагеря – «романтиками» и «прагматиками». Понятно, что наставники-«романтики» были больше расположены к нам, таким же оболтусам, как и они в молодости, прощали нам мелкие пакости и гордились нашими успехами. Наставники-«прагматики» – наоборот, сочувствовали враждебному лагерю.
Когда пришло время первый раз выбирать себе задание на лето, мы, «романтики», бросились изобретать самые невероятные приключения – от похода к пиратским заводям Южных морей до объявления войны оркам, на востоке. Однако большинство наших планов разбилось в пух и прах о непробиваемый прагматизм нашего старшего наставника, барда Хуго, который наставлял нас в травничестве и магии бардов. Под каждое предприятие он требовал обоснование, расчет сил и средств. В Южные заводи? Прекрасно! Какое понадобится снаряжение? Где его взять? Сколько оно стоит? Сколько будет стоить аренда кораблей для предприятия? Сколько понадобится человек, чтобы его осуществить, чем их кормить и вооружать и, самое главное, какова причина и цель военного вторжения в заводи? Он просто разбивал нас своими вопросами вдребезги.
Что касается «прагматиков», они над нами здорово тогда поиздевались – разного рода шуточки, смешки, обидные клички, вроде «предводитель голозадого пиратства», – их сарказм мы оценили в полной мере. «Прагматики» в отличие от нас ничего грандиозного не выдумывали. Они задавали себе какие-нибудь научные изыскания в библиотеке академии, вроде анализа текстов древних баллад, составления географических карт малоизвестной местности по имеющимся схемам. Им, правда, тоже не всегда везло, поскольку на совете наставников «романтики» зачастую легко доказывали, что никакой практической пользы или серьезного значения такие работы иметь не могут. Особенно усердствовал в изобличении «этих архивных кротов», как он их называл, наставник Митко, который наставлял нас в фехтовании и верховой езде. Уж он-то был романтиком и авантюристом в полной мере, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы на его лице, руках и на груди. Наставник Митко был твердо уверен, что место барда – на проезжем тракте, в пути, а не в архиве или канцелярии.
В конечном итоге, когда все сроки выбора задания проходили, наставник предлагал своим незадачливым подопечным два-три задания на выбор. Обычно это был сбор сведений, слухов и их проверка где-нибудь в не очень отдаленной местности, о чем-нибудь не слишком важном – падеж скота, массовые драки, иногда – засуха, голод, воровство местных чиновников. Выбирать, конечно, было особенно не из чего, но приходилось – задания определял магистрат, эти сведения были ему для чего-то нужны, а любой несогласный в пять минут покидал не только стены академии, но и гильдию вообще. Со всеми вытекающими последствиями – без охранного знака гильдии менестрель много не заработает, ему просто не дадут, да и ни в один приличный дом на службу не примут.
Таковы были нравы, царившие в академии в годы моего там обучения, из-за которых мы с товарищами и прозвали академию бардов «барделем».
В то первое лето, пережив разгром наших грандиозных планов наставником Хуго и издевательства со стороны «прагматиков», многие мои товарищи безропотно приняли задания, предложенные наставником, и на том успокоились. Но я успокоиться не мог – почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Из упрямства и самолюбия – «Я им всем докажу, они еще узнают!» – я стал разрабатывать план самостоятельной экспедиции. Просиживал по ночам в библиотеке, ходил по городским тавернам, прислушивался к разговорам, выискивая какой-нибудь подходящий для себя слух, известие об опасных предприятиях. Время, проведенное тогда в библиотеке, не пропало даром. Во-первых, я неплохо изучил географию Файерана, а во-вторых, начал ориентироваться в том, где можно найти что-то по-настоящему опасное и неизведанное, а где все уже давно изведано.
Подходящий слух нашелся – экспедиция из двух кораблей в одном из южных портов собиралась направиться к легендарному острову Фрунжима, обители западных эльфов, который и неизвестно доподлинно существовал ли вообще. Единственная проблема состояла в том, что времени до экспедиции оставалось совсем немного – около месяца. И за это время мне необходимо было преодолеть около тысячи лиг в неблагоприятных условиях. К тому же нужно было составить грамотную записку для совета наставников и убедить их выделить мне немного денег на это путешествие – сам я не мог собрать нужной суммы, как ни рассчитывал свои затраты.
Записку я тогда составил и, несмотря на категорический отказ наставника Хуго одобрить мое задание, добился, чтобы его рассмотрели на совете. После жарких дебатов на этом самом совете, где наставник Митко едва не накинулся с кулаками на наставника Хуго, мое задание все же одобрили и выделили немного денег. Уже тогда, еще не отправившись в путь, я стал знаменитостью в академии: единственный со своего курса отправился в самостоятельную экспедицию – настоящую Экспедицию.
Я успел на корабль и попал на остров Фрунжима, и это стало первым в моей жизни настоящим опасным предприятием. Возможно, если судьба сведет нас снова, я расскажу вам эту историю. Сейчас нам важно другое – последствия той моей первой экспедиции. Я вернулся из нее с целой горой трофеев: привез первую свою магическую вещь – перчатки с особыми свойствами, длинный эльфийский нож, новые сапоги и плащ, да много чего еще, в том числе и первый свой боевой шрам – на правой руке. Но самое главное – я привез карту.
По ходу своего путешествия я, согласно плану экспедиции, утвержденному советом, делал записи о нравах и обычаях тех мест, где приходилось бывать, а также зарисовки местности, особенно береговой линии, мелей, кроме того, дорог, троп, горных перевалов. Эльфы, с которыми мне довелось пообщаться на острове, заинтересовались этими записями и предложили сделку. Они предложили сделать им подробные копии своих записей, возможно, дополнив их по памяти недостающими деталями, а они эти мои заметки-зарисовки наложат на свою, уже имеющуюся карту, подправят ее, если обнаружат неточности. И копию этой вот исправленной карты они передадут мне. Я удивился по глупости: «Зачем она мне?» Эльфы посмеялись надо мной и сказали, что любой капитан в Южных морях, не торгуясь, отдаст за такую карту как минимум сотню золотых. И оказались правы. Получив карту и кое-как сделав с нее копию, я легко продал ее капитану своего же судна за полсотни золотых. Это было удачной сделкой, поскольку еще полсотни капитан требовал с меня за проезд на его посудине.
По возвращении в академию меня ждали восторженный прием моих товарищей-«романтиков», теплый прием наставника Митко и холодная ненависть моего старшего наставника Хуго. И он, наверное, выжил бы меня из академии, не пойди я сразу по приезде к казначею академии – магистру Тибо. Тибо был не слишком известным бардом, может быть, одну-две его песенки и распевали на Северном тракте, но не более. Кроме того, я не уверен, что он и их-то написал. Зная Тибо, смело могу предполагать, что он мог их и купить у другого, более талантливого, но менее оборотистого барда.
